Французская мелодия
Шрифт:
– Смотрю, ты подготовилась, – переварив услышанное, проговорил Илья.
– Было нетрудно. В интернете можно найти и не такое. Предок прослужил у графа Головина восемнадцать лет. За это время получил немало наград: личное имение, денежные вознаграждения и, что самое важное, возможность стать поставщиком для Российского флота приспособлений, без которых корабли не могли выйти в море, то ли канаты, то ли паруса, точно не знаю. Но то, что к шестидесяти годам Алексей Фёдорович сумел скопить состояние, это совершенно точно.
Вздохнув, Элизабет,
– Прапрадед не столько слыл везунчиком, сколько был образован и начитан. Стремление к постижению наук помогло оказаться в числе тех, кто был отправлен на учёбу в Голландию. После чего была Германия, Франция, Италия, Греция и даже Индия. Зная шесть языков, Алексей Фёдорович имел не дилетантское представление об астрономии, кое-что смыслил в медицине. Быть может, поэтому граф Головин и относился к нему с должным уважением, что не могло не сказаться к приверженности прапрадеда к изысканному, в особенности к живописи. В то время было модно украшать убранства комнат работами итальянских мастеров. В доме Соколовых их было больше, чем в домах уважаемых чинов.
– А дети? – восплользовавшись взятой Элизабет паузой, произнёс Богданов. – У Соколовых должны были быть дети.
– И дети были и внуки. Но так сложилось, что к началу двадцатого столетия из Соколовых остался лишь мой прадед. Бизнесмен от бога, человек незаурядного ума Андрей Александрович не только не растратил заработанные предками капиталы, но изрядно их преумножили. На 1910 год Соколовым принадлежала половина всех существующих в России фабрик по производству тканей из шерсти и льна.
– Соколовым?
– Да. Отцу и сыну. Супруга Андрея Александровича умерла при родах. Мальчик выжил, мать нет. Потеряв жену, больше не женился. Сына же воспитал согласно традициям рода трудолюбивым, неслабого характера, готовым встретить превратности судьбы, что называется, лицом к лицу.
– И тут грянула революция, которая должна был подгрести под себя бизнес прадеда?
– Должна было, но не подгребла. Точнее, подгребла частично. Соколов, изыскав возможность переправить за границу не только капиталы, но и большую часть картин коллекция которых насчитывала около сорока работ самых выдающихся мастеров, сумел спасти бизнес от посягательств большевиков. Фабрики, магазины, два имения, дом в Питере достались новой России. Остальное было разграблено, порушено, сожжено.
– Сын? Уехал с родителем за границу?
– Если бы. Иван, попав под влияние революционных новшеств, не смог и не захотел понять принципов отца. Как Андрей Александрович ни старался, переубедить сына не смог. Всё шло к тому, что парень должен был встать под знамёна большевизма. Помешало увлечение наукой, в частности постижение свойств электричества.
– Электричества?
– Да. Подвал родового особняка Иван с товарищем переоборудовали в лабораторию. Когда особнял экспроприировали, перевезли оборудование в конюшню. Кстати, дом Соколовых до сих пор стоит на улице Гороховой.
– Вернуть не пробовали?
– Нет.
– Почему? Многие пытаются вернуть брошенную родственниками недвижимость. Не получается, подают в суд на возмещение материального ущерба.
– Пусть подают. Затевать тяжбы из-за какого-то там дома, – пустая трата времени.
– Согласен. Хотя вопрос спорный. Дом, я так понимаю, не одноэтажная хибара с полуразвалившейся крышей?
– Три этажа. С фамильным гербом на центральной части фасада, с отдельным въездом и внутренним двориком. На сегодняшний день в особняке проживает шестидесят семей. У кого квартиры из двух комнат, у кого – из трёх.
– Ничего себе домик. Знаешь, сколько в наше время стоит двухкомнатная квартира в центре Петербурга?
– Не интересовалась. Не для этого приехала в Москву, чтобы устраивать тяжбы по поводу дома.
Вопрос: «Для чего же тогда?» – чуть не сорвался с языка Ильи. Насторожило то, как произнесла последнюю фразу Элизабет. Словно обрубая концы, давала понять – тема особняка интересует только потому, что тот был построен прадедом.
Такой поворот событий не столько озадачил Богданова, сколько поверг в смятение. Следовало спросить о чём-то, что могло помочь понять картину того времени. В крайнем случае выдержать паузу.
Богданов же вместо того, чтобы промолчать задал вопрос больше похожий на приговор, чем на проявление понимания.
– Получается, что род Соколовых иссяк? Ты ведь уже не Соколова.
Пробежавшее по лицу француженки отчаяние на глазах превращалось в решимость, от которой за версту веяло желанием добиться справедливости.
– Буду Соколовой, когда верну фамилию отца.
– Как это?
– Поменяю фамилию Лемье на Соколову. Я уже сообщила об этом родителям.
– Сделаешь это, отчим вычеркнет из завещания.
– Ну и пусть. Прадед оставил столько, что хватит на три поколения вперёд.
– Выходит отец твой был так же богат, как и отчим?
– И да, и нет. Прадед оказался человеком чрезвычайно практичным. Просчитав, что при новом строе сыну не достанется ничего, а то и того хуже, объявят врагом народа, составил завещание так, что владеть состоянием сможет тот, кто изыщет возможность доказать принадлежность к роду Соколовых.
– Быть или Соколовым, или Соколовой?
– Да.
– А если наследница вышла замуж и взяла фамилию мужа?
– Неважно. Должна иметь фамилию Соколова. Это главное условие, оспаривать которое бессмысленно.
Взяв в руки бокал с коньяком, Элизабет, сделав глоток, вынула из сжатых в кулак пальцев Ильи сигару. Пыхнула не хуже, чем Богданов.
– Для того, чтобы поменять фамилию, необходимо было предъявить разрешение французских властей. Такого документа у меня не было, зато были деньги. Сумма – три тысячи евро, а также свидетельство о рождении, в котором черным по белому указаны настоящее имя и фамилия, сделали своё дело, чего не оказалось у моего брата.