Французская мелодия
Шрифт:
Как не крути, в душе каждый надеялся, что станет свидетелем возрождения чудес, тех, что, прожив девять жизней, должны были появиться на свет вновь. Такое даётся один раз, да и то избранным судьбой, по велению душ тех, кто, создавая эти самые чудеса, наказал тем жить вечно.
Открыть дверь в прошлое! Может быть что-то более величественное? Если только побывать в будущем!
Прошлое же жило в камине обычного Петербургского дома среди обычных людей. Греясь одним теплом, слушая одну тишину, они должны были сродниться и, возможно, сроднились бы. Не представилось случая
Правду говорят, всё в этом мире относительно. Не бывает так, чтобы переживания и ожидания обходились без страданий, как и разочарование не может быть испытано, минуя время надежд. Утратилась возможность найти что-либо или познать кого-либо, прими утрату такой, какая та есть, ибо не ведает судьба такого понятия как жалость. И всё потому, что души у неё тоже нет.
Прокравшийся сквозь дверь звонок будильника поначалу лишь только тренькнул, после чего, вспомнив, что люди сами попросили разбудить их, зазвенел так, что стало ясно, этот не отстанет, будет орать до тех пор, пока человек сам своею же рукою не заставит его замолчать.
– Утро! – кинув взор на окно, проговорил Владимир Николаевич. – Жизнь начала новый разбег. Бежать следом, догоняя других, или плыть по течению в надежде, что когда-нибудь волна прибьёт к берегу? Решение должен принять каждый.
– Ты это к чему?
Голос Екатерины Алексеевны прозвучал подобно будильнику.
– К тому, что мы на пороге дня утраченных надежд. Завтра наступит новое утро, и мы вновь начнём восхождение к вершине грёз и ожиданий.
– Ты забыл про вывод.
– Вывод? – озарившее лицо профессора улыбка заставила улыбнуться остальных. – Вывод может быть один – следует жить. Не прозябать, не существовать, не соизмерять время с потерями, а искать, бороться и побеждать. Только в случае полного неповиновения судьбе у человека появляется шанс доказать, что он и есть вершитель перемен. Остальное есть приходящее, как, впрочем, и уходящее тоже. Главное наслаждение из отведённого человеку времени- уметь постичь мгновение. Точнее будет сказать, уметь им насладиться, ибо из этих самых мгновений и состоит то, ради чего надлежит жить.
– Интересно знать, – глянув на мужа удивлённым взглядом, чуть слышно произнесла Екатерина Алексеевна, – ради чего живёшь ты?
– Ради тебя, дорогая, – подмигнув Илье, Владимир Николаевич встал и, подойдя к жене, обнял ту за плечи. – А ещё ради того, чтобы заработать денег на собачонку и новый телевизор. Всё остальное у нас есть. Кроме коньяка, конечно.
– Какой коньяк, когда за окном утро? – сделала изумлённое лицо Екатерина Алексеевна.
– В том то и дело, что утро. Самое время выпить за возрождение надежд.
Глава 7
Властелины мира
День начался с сюрприза, который поразил Богданова нисколько не меньше, чем тот, что произошёл накануне. Перед отъездом в аэропорт, француженка, улучив момент, заявила, что ей необходимо возвратиться в Париж.
Понимая, что выяснять причину быстрого расставания бессмысленно, Богданов решил поинтересоваться, какие у француженки планы на будущее.
– Для начала займусь делами личного характера. Затем начну искать ответ на вопрос, кто первый сумел разгадать код завещания, отец или дед? По большому счёту разницы никакой. Вопрос только в том, как распорядились реликвиями?
– Думаешь, продали?
– Исключено. Ни отец, тем более дед на такое не решились бы. Скорее всего, перепрятали.
– Зачем? Столько лет хранилось в неприкосновенности, и вдруг такой риск?
– Причин могло быть две. Первая – кому-то стало известно про местонахождения тайника. Вторая – угроза жизни отцу. Почувствовав приближение смерти, тот решил перепрятать тайник, доверив сохранность человеку, который должен был передать мне.
– Должен был, но не передал? Почему?
– Не знаю. Может, не был уверен в том, что я того заслуживаю. Может, смутило то, что я Лемье, а не Соколова. Отец наверняка ввёл человека в курс условий завещания.
Прибыв в аэропорт, Илья решил просмотреть поступившие на мобильник звонки, которых оказалось более двадцати. Половина была отправлена с телефона Рученкова.
Интригующая любопытство настойчивость не могла не иметь серьёзных оснований, что и навело на мысль – позвонить Виктору прямо сейчас.
Руча ответил быстрее, чем ожидал Илья.
– Ты почему отключился?
– Чего звонить, когда всё в порядке.
– Судя по интонации, не настолько, чтобы жизнь казалась праздником. Ты где?
– В Питере в аэропорту.
– Когда прилетаешь в Москву?
– Через два с половиной часа.
– Француженка рядом?
– Нет.
– Говорить можешь?
– Недолго.
– Тайник нашли?
– Нет.
– Точно?
– Точнее не бывает.
– Тогда слушай и запоминай. Ребята из Питера засекли за вами хвост. И не один. Кто такие, объясню при встрече. Я попросил нейтрализовать. На каком-то этапе удалось, но дом на Гороховой вы засветили. Что касается квартиры, ответ неоднозначный. Скорее нет, чем да.
От последних слов внутри у Ильи похолодело.
«Если тем, кто следил, удастся узнать, в какой квартире я и Элизабет провели ночь, можно представить, под какой пресс попадут Исаевы».
Витька тем временем продолжал удивлять: «Теперь о француженке. Здесь, друг мой, такие дела творятся, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Специальный отдел ФСБ на ушах стоит».
– А почему этот самый отдел не удосужился обратить внимания на француженку до того, как мы отбыли в Петербург?
– Вели с самого начала. Потом нарисовался ты, и работы стало вдвое больше.
– Откуда знаешь?
– Оттуда, откуда про следопытов.
– Не понимаю. О тайнике прадеда знали трое: я, Элизабет и ты.
– А никто про тайник и не говорит. ФСБ до сих пор думает, что француженка приехала в Россию для того, чтобы познакомиться со своей исторической Родиной.
– В таком случае я ещё больше отказываюсь понимать.
– Естественно, потому как проблема не в Элизабет, не в завещании прадеда и даже не в тайнике. Виновником переполоха является дед француженки.