Французская вдова
Шрифт:
– Может быть, сначала вы представите меня дамам? – спросил Федор с улыбкой. – Кстати, а вы тут в мае месяце не снимали никаких фильмов? Где требовались бы мужчины в костюмах с большими пакетами в руках?
Тарасов посмотрел на него изумленно, но ответить ничего не успел, потому что начали звонить в дверь. И звонили так настойчиво и длинно, что не отреагировать было просто невозможно.
– Кто там? – крикнул Тарасов, одной ногой ступив в коридор, а другую оставив в комнате.
Из-за двери глухо ответили:
– Открывайте,
Когда звонки прекратились, в дверь громко забарабанили.
– Что здесь забыла полиция? – поинтересовался Федор. Ему стало не по себе. Да и девушкам тоже. – Это очередной кастинг? Для фильма «Полицейский из Бирюлево-2»?
– Сложно сказать, – неопределенно молвил Тарасов, на лице которого появилась философская задумчивость. – Вообще-то я криминальные драмы и боевики не снимаю. Думаю, все-таки это настоящие полицейские, они ко мне частенько заглядывают.
– Частенько? – изумился Федор. – И в честь чего же?
– По самым разным поводам.
В дверь снова забарабанили.
– Вы обращали внимание, с каким пренебрежением блюстители закона относятся к частной собственности? – голосом адвоката на бракоразводном процессе возопил Тарасов. – Так лупят по двери, словно тут засел отряд «зеленых беретов».
Девушки, сбившись в стайку, испуганно наблюдали за происходящим.
– Открыли бы вы. А то ведь дверь выломают, – Федор с неудовольствием смотрел на режиссера. – Хомяков до инфаркта доведут. Они зверьки нежные, впечатлительные.
– Не стоит полицейских баловать, – небрежно махнул рукавом халата режиссер. – Необходима пауза, по Станиславскому. А то к хорошему быстро привыкают. В конце концов, я их не звал, и без того дел полно.
– Тарасов, откройте, надо поговорить, – снова раздалось из-за двери.
– Да они ведь не отстанут, – констатировал оператор. – Андрюх, ты уверен, что это полицейские?
– Не уверен. Могут быть варианты. Однажды квартиру штурмовали представители сексуальных меньшинств, возмущенные моей короткометражкой «Нелепость». Как-то националисты ломились – им не понравилось мое выступление в защиту однополых браков. И был еще смешной случай, когда дверь пытались взорвать.
– Хорошо, что ты выжил, наш гений! – пропела одна из девушек, самая высокая из всех. Тарасов был ниже ее на целую голову.
– Заряд оказался слабый, обошлось, – продолжал повествовать гений. – Потом узнал, что постарались женщины, не согласные с тем, как я освещаю тему матерей-одиночек.
– А как вы ее освещаете? – против воли заинтересовался Федор. – Если дело дошло до взрывов…
– Я считаю, их надо насильно выдавать замуж. Создать специальный государственный фонд.
– Денежный?
– Нет, отцовский. Согнать мужиков, которым надо в армию идти или которым сроки небольшие дали по ерундовым статьям. И предоставить выбор –
– А женщины-то как? – захохотал оператор, старательно не обращавший внимания на стук в дверь.
– Никак. Кто их спрашивать будет? Нужен законодательный акт, и никуда они не денутся.
– Ясно, почему вас хотели взорвать, – понимающе кивнул Федор.
Тут во входную дверь особенно сильно стукнули, и громкий голос заявил:
– Откройте, Тарасов, иначе будем вызывать повестками!
– Все-таки полиция, – удовлетворенно хмыкнул режиссер, почесав кончик своего кривого носа. – Как они некстати. Сейчас увидят меня в халате, девушек целую кучу, начнут версии строить.
– Можно подумать, никто не знает, что вы режиссер, – пожал плечами Федор.
– Да им плевать, кто я. Пытались уже мне притоносодержание пришить – не вышло. Участковый наш все старается. Да и соседи ему на меня постоянно жалуются. Чуть что в микрорайоне случится – он первым делом оперативников ко мне тащит. Не любит человек искусство, что поделаешь.
– Тарасов! – снова раздалось из-за двери.
– Сейчас, только смокинг накину! – закричал режиссер, срываясь на фальцет.
Подтянув носки и завернув рукава халата, он подскочил к двери, щелкнул замком и быстро отступил назад. В коридор тут же ввалились трое – один, средних лет, в штатском и двое молодых ребят с погонами сержантов. Они молча протопали мимо Тарасова и Буколева, обошли всю квартиру, не забыв заглянуть в туалет и ванную.
– Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь. Все мне ясно стало теперь! – немного фальшивя, пропел режиссер и попытался отбить чечетку, громко стуча пятками по ламинату.
Старший сердито посмотрел на него и сунул нос на балкон.
– Я квартиру не продаю, – крикнул ему в спину Тарасов, но ответа не получил.
Наконец вся троица вернулась в комнату. Вспугнутые барышни одна за другой упорхнули на кухню. Вслед за ними туда же нырнул и оператор. Слегка обалдевший Федор остался стоять где стоял – возле камеры на штативе.
– Кто эти девушки? – мрачно поинтересовался человек в штатском. Лет сорока, крепкий, с военной стрижкой и слегка пренебрежительной миной на лице. – У них есть паспорта?
– А у вас есть документики? – мгновенно отреагировал Тарасов. – Понятия не имею, кто вы такой.
– Следователь Зимин, – мужчина показал свое удостоверение.
– А где ордер на обыск? – Если Тарасов и злился, это было совершенно незаметно.
Федор поражался той вольности, с которой режиссер вел себя с представителями правоохранительных органов. Впрочем, если они действительно надоели ему как горькая редька…
– Мы пришли поговорить, а не делать обыск, – сердито ответил Зимин. – Хотя и следовало – не квартира, а какой-то…