Французская вдова
Шрифт:
– Не знаю, какой вы режиссер, Тарасов, но актер – плохой.
– Как это? – взвился тот, от обиды действительно слегка протрезвев. – Да вы знаете, какие роли я исполнял?! У меня одних призов с десяток! Меня выдвигали…
– Хорошо, хорошо, – успокаивающе поднял ладонь Зимин. – Оставим эту тему, она вам ближе. Меня же интересует то, что связано с моей службой. Так вот, ваша деятельность, а вернее самодеятельность, серьезно мешает следствию. А этого я допустить не могу. И не допущу. Однако, учитывая вашу редкую занятость, а также приближающуюся
– Что вы такое говорите! – воздел руки к потолку Тарасов. – Премьера будет в следующем году, еще репетиции не начались, спектакль должен родиться! А пока это – эмбрион, существующий лишь в моем сознании!
– Чудесно, – улыбнулся Зимин. – Вот и рожайте на здоровье. А в следственные дела не лезьте. Понимаю, что происходящее в театре глубоко волнует вас, но все-таки воздержитесь от игр в сыщика.
– Договорились, – сделав мхатовскую паузу, трагически вздохнул Тарасов. – Я хотел помочь следствию, но оно добровольно отказалось. Пусть так. Хотя мой острый глаз мог подметить многое из того, что наверняка ускользнет от вашего профессионально замыленного взгляда. Однако я сохраняю за вами возможность обратиться к моим услугам в любой момент.
– Убежден, что это не потребуется, – с трудом сдерживаясь, сказал Зимин.
– Может, теперь выпьем? – гостеприимно вытянув руку в сторону бара, предложил Тарасов.
– Я на службе. Впрочем, у вас, кажется, тоже дела.
– Дела, дела, – вздохнул Андрей. – Зубова дождаться, вот мои дела. А когда он приедет – неизвестно.
– Хорошо, не буду вам мешать. Но есть еще просьба, если уж вы так рвались помогать нам.
– Не рвался, предлагал от души.
– Тем более. Я знаю, что вы обнаружили нечто, имеющее отношение к расследуемым убийствам. Хочу сказать, что если какие-то улики попали к вам, то лучше передайте их мне. В противном случае могут быть неприятности.
– У следствия?
– В первую очередь – у вас.
– Что же это, вы меня запугиваете?
– Нет, объясняю. Только не пытайтесь мне очки втирать. Итак – записки.
– Какие еще записки? – запротестовал Тарасов. – Что у вас за домыслы?
– Это не домыслы, – твердо перебил его Зимин.
– И откуда вам про них известно? – помолчав, недружелюбно спросил Тарасов.
– У нас свои источники информации. Слушайте, я ведь могу вас обыскать. И ваш дом тоже.
– Вам не привыкать, – пробурчал Тарасов и тут же сверкнул глазами: – А может, я их съел?!
Лицо Зимина сделалось скучным.
– Если вы уничтожили вещественные доказательства, вам грозит…
– Ладно, ладно, хватит грозить. Допустим, кто-то подбросил записку, и что с того? Я не знаю – кто, не знаю – зачем. Почему надо было подумать, что это какие-то вещественные доказательства? Я же не криминалист! Сложил, сунул в карман и забыл.
– Любым делом должен заниматься профессионал. Я ведь не лезу на сцену, а вы сочли возможным…
– Ерунда, – воскликнул Тарасов, стукнув ладонью по столу. – Ничего я не счел, просто
Он полез в карман и, достав записки, протянул их Зимину. Тот бережно принял их, разложил на столе, аккуратно разгладил, прочитал и затем упрятал в боковой карман пиджака.
– Вот так-то лучше, – удовлетворенно молвил следователь. – Я пойду, а вы помните о нашей договоренности. И – спасибо за сотрудничество.
– Дожил, – саркастически усмехнулся Тарасов. – Теперь я сотрудничаю с органами.
– А что же здесь плохого? – искренне удивился следователь.
– Вам не понять, – горестно вздохнул режиссер.
– До свиданья, – Зимин поднялся со своего места. – Желаю благополучно завершить ваши дела.
Тарасов не ответил, лишь слабо махнул рукой – иди, мол, чего теперь…
Когда следователь покинул кафе, он посидел пару минут, раздумывая, выпить еще кофе или отправиться на розыски главного режиссера, который должен был уже приехать. Тяжелые раздумья прервал все тот же Зимин, который выскочил перед ним словно чертик из коробки.
– Тарасов, хочу вас обрадовать. Вы мне сегодня помогли, теперь моя очередь. Пойдемте.
– В тюрьму? – горько поинтересовался режиссер, которому окончательно стало ясно, что день катастрофически не задался.
– Пойдемте, пойдемте, – твердил Зимин. – Сами увидите.
Они быстрым шагом пересекли фойе и вышли к одной из лестниц, ведущих к зрительному залу.
– Чего вы меня сюда притащили? – нахмурился Тарасов, не разделяя радужного настроения своего спутника.
– Вот вам Зубов, – указал пальцем следователь. – Вы с ним ведь хотели повидаться?
Пошарив глазами по сторонам, режиссер уставился на Зимина.
– Издеваетесь? Где же Зубов?
– Действительно, – растерялся Зимин. – Только что был здесь, в зале, разговаривал с женой. Они ругались, и я подумал – успею вас привести.
– С чьей женой он ругался? – не понял Тарасов.
– Со своей, естественно… Вон она, на сцене стоит.
Глаза Тарасова расширились и стали похожи на два будильника – по сцене медленно прогуливалась Марьяна Гурьева. Возможно, повторяла роль.
– Наверное, Зубов уже ушел в свой кабинет. Ну, извините, дальше уже без меня.
Тарасов, удержав Зимина за рукав, подался к нему и приглушенным голосом спросил:
– С чего вы решили, что Марьяна – жена Зубова? Потому, что они ругались?
– Не поэтому. А на основании той информации, которой я, как следователь, располагаю… Слушайте, а что, разве это какая-то тайна?
– Вероятно, – пробормотал Тарасов, следя глазами за Марьяной. – В театре-то уж точно никто не знает, что эти двое женаты.
– Ну, тогда считайте, что я вам ничего не говорил, – у Зимина был озабоченный вид. – Нехорошо получится, если я разгласил то, что супруги вправе считать личным делом. Понимаете?