Французская волчица — королева Англии. Изабелла
Шрифт:
Убийство (или побег) Эдуарда II, видимо, имело место в ранние часы 21 сентября, поскольку менее чем через три дня, ночью 23 сентября, сэр Томас Герни прибыл в Линкольн, проделав путь в 130 миль, и, оставшись наедине с Эдуардом III и королевой Изабеллой, сообщил им, что бывший король умер [127] . [128] Изабелла, наверное, восприняла известие со смешанным чувством печали, сожаления и огромного облегчения, ибо отныне исчезла всякая угроза правлению ее сына и собственной власти. И она могла теперь не бояться, что в угоду общественному мнению ее заставят возвратиться к мужу.
127
Согласно отчетам Беркли, Герни прибыл 28 сентября с
128
D.L. 10; Хардииг, Изабелла и Мортимер; Beikeley Manusaipts:, Хэйнс, «Воскресший Эдуард»; «Письма и документы из северных реестров».
Мы не можем выяснить, задавалась ли она вопросом, отчего это вдруг так кстати умер крепкий мужчина сорока трех лет от роду, и кто за это отвечает. Во всяком случае, на людях она своих вопросов не задавала. Но все же есть ряд указаний, которые мы рассмотрим в следующей главе, что ее беспокоила мысль о причинах смерти мужа.
Очень маловероятно, чтобы Мортимер доверил письму или гонцу подробности своего намерения избавиться от короля, поэтому королева пока никак не могла узнать, что же на самом деле произошло в Беркли. Нельзя также утверждать, что Мортимер вообще когда-нибудь открыл Изабелле степень своего соучастия в устранении Эдуарда II. Вокруг событий 21 сентября, несомненно, сложился заговор молчания — Мортимер чувствовал, что чем меньше людей знает об этом, тем лучше. Эдуард был отцом детей Изабеллы, и всегда оставался риск, как бы она не решила, что на этот раз Мортимер зашел слишком далеко. Цареубийство было ужасным преступлением, и знание о том, что Мортимер совершил его, могло вызвать отчуждение Изабеллы.
Вскоре после того, как известие о смерти отца дошло до него, Эдуард III написал своему кузену Джону Бохуну, графу Херефордскому, бесстрастное письмо, сообщая, что Эдуард II «отошел к Господу». {1490} Но из более поздних свидетельств мы можем сделать вывод, что он был потрясен и впал в ужас, услышав о смерти отца, и сразу же заподозрил, что отсутствующий Мортимер как-то причастен к этому. {1491}
Герни отправили обратно в Беркли с инструкциями не разглашать сведения о судьбе Эдуарда II до 1 ноября. {1492} Само по себе это означает, что Изабелле требовалось время, чтобы выяснить, что же на самом деле случилось. Если бы Мортимер нашел какой-то способ связаться с нею, они бы непременно заранее разработали план, как вести себя. Тем временем Эдуарду III выпало несколько дней, чтобы предаться горю в уединении, пока королева решала, что делать дальше. Только 28 сентября, в последний день заседаний Парламента в Линкольне, о смерти бывшего короля было объявлено с такой формулировкой: «случайность, предопределенная судьбой»; {1493} было указано также, что умер он в день праздника святого Матфея-апостола и евангелиста, 21 сентября. Возможно, именно в таком объеме Мортимер решил объяснить случившееся Изабелле в письме, доставленном третьим лицом — 21 сентября Беркли и Малтреверс в последний раз отчитывались за расходы на содержание Эдуарда. С этого момента и до 21 октября им начислялась та же сумма за присмотр за телом. {1494}
28 сентября, после роспуска Парламента, двор покинул Линкольн и два дня спустя прибыл в Ноттингем. {1495} Наследующий день, 1 октября, о смерти Эдуарда II было объявлено официально. Мортимер приехал ко двору еще до 4 октября, когда он присутствовал при подписании неких грамот в Ноттингеме. {1496}
В октябре в Англию вернулись послы с грамотой от папы. Орлитон сразу попал под горячую руку Изабеллы и Мортимера, так как, вопреки их приказаниям, принял от папы назначение на вакантную должность в Вустере, для которой они уже нашли своего кандидата. Орлитон, видимо, рассчитывал на их дружбу и благодарность, но весьма ошибся. В течение нескольких месяцев он был не в фаворе.
8 октября в Эно отправилось новое посольство во главе с Роджером Нортбергом, епископом Личфилдским, чтобы под писать брачный контракт и совершить обряд заочного брака. {1497} Епископ был также уполномочен официально сообщить графу Гильому о смерти Эдуарда II и заверить его в том, что король «умер естественной смертью». На протяжении октября и ноября Изабелла и Эдуард III занимались приготовлениями к приезду Филиппы. Эдуард приказал
«своему дорогому Бартоломью Бергершу, коменданту Дувра, принять и приветствовать в нашем королевстве
Кое-кто из современных историков считает, что свадьбу затеяли, чтобы отвлечь молодого короля и его подданных от убийства Эдуарда II. Но, разумеется, все это было решено и договорено задолго до сентября. С другой стороны, предвкушение встречи с невестой действительно могло облегчить горе Эдуарда III и, возможно, угрызения совести.
9 октября в четвертый раз была назначена делегация для мирных переговоров с шотландцами. Роберт Брюс умирал и знал об этом. Его наследнику было всего три года, и Брюс опасался, что королевство впадет в анархию после его смерти. Поэтому ему нужно было заключить мир с Англией на условиях, выгодных для Шотландии, и 18 октября он дал положительный ответ на предложения Изабеллы и Мортимера, но оговорил, что договор невозможен, пока английская сторона не признает его королем Шотландии «без всяких оговорок». Он также потребовал дочь Изабеллы Джоан в жены своему наследнику Дэвиду. Другие требования заключались в том, чтобы ни один англичанин не заявлял прав на какие-либо земли в Шотландии, и чтобы Англия оказала Шотландии военную помощь в случае, если другое государство нападет на нее. В обмен на это он предлагал 20 000 фунтов в возмещение убытков, причиненных его набегами на северные графства, и помощь с шотландской стороны против любого врага Англии, за исключением Франции, его союзницы. {1499}
Условия эти были воистину драконовские и совершенно неприемлемые для Ланкастера, Генри де Бомонта, лорда Уэйка и многих других из антишотландской ланкастеровской клики; они восприняли их как бесчестие и унижение для английской короны. Изабеллу больше всего заботила лояльность этих и других лордов, которым угрожала потеря земель на территории Шотландии, а молодой король был огорчен подрывом своего суверенитета; однако он одобрил предложение денежной компенсации и брак своей сестры, и 20 октября королева санкционировала продолжение переговоров с шотландцами в Ньюкасле. Между ноябрем и февралем следующего года обе стороны тяжело трудились, сколачивая договор, который был бы взаимоприемлемым.
Мы можем заглянуть во внутренний мир Изабеллы того времени благодаря письму, которое она написала 10 октября Джону Бохуну (оно сохранилось в архиве общественных документов). Бохун, видимо, откликнулся на послание короля о событиях 21 сентября, изъявляя соболезнование как Эдуарду, так и Изабелле. Ответ королевы показывает, что смерть мужа сильно удручила ее:
«Дорогой и любимый племянник,
мы получили и прочли присланное вами письмо и благодарим за все, что там написано. Что же касается нашего состояния, то знайте, что нас угнетает глубокая сердечная тоска, хотя здоровье наше, несмотря на это состояние духа, хорошее на момент, когда мы отправляем это письмо, чего желаем всегда и вам, Господь вас храни.
Дражайший племянник, мы молим вас, отложив все дела, прибыть к королю, нашему сыну, и лучшего нельзя будет вам сделать, тем более, что это велит вам также и сам король в своем письме. Ибо вы хорошо понимаете, дражайший племяннику что если не приедете, несмотря на настоятельную необходимость, об этом будут много говорить, и это не послужит к вашей чести.
Посему постарайтесь приехать как можно скорее, немедленно, и вы хорошо знаете, дражайший племянник, что мы всегда готовы по мере своих сил наставлять вас и поддерживать во всем, что послужит к вашей чести и пользе. Дано в Ноттингеме, в 10-й день октября».
Если бы Изабелла была в какой-то мере ответственна за смерть Эдуарда II, вряд ли она призналась бы в своей «глубокой сердечной тоске» его племяннику. Любой человек, не лишенный хотя бы капельки понятливости, сообразил бы, что королева, которая возглавила мятеж против мужа, свергла его, сделала пленником, лишила общения с собой и с детьми, какими бы здравыми мотивами ни руководствовалась, имела все основания для «глубокой сердечной тоски», узнав о его смерти. Кроме того, есть основания полагать, как мы увидим ниже, что Изабелла сама что-то заподозрила насчет судьбы Эдуарда и возможной причастности к этому ее любовника. Не удивительно, что она испытывала беспокойство.
В письме сквозит также ее забота о сыне, который, очевидно, сильно горевал по отцу и позвал двоюродного брата Джона к себе. Изабелла, осознавая «необходимость» поддержать дух сына и развлечь его, по сути, умоляла Бохуна составить компанию ее сыну — зная, что Бохун, имея в целом лучшие намерения, своеволен и не вполне надежен (например, незадолго до того он нарушил королевский запрет на проведение турниров). Потому она просит его приехать не только ради блага короля, но и ради его собственной чести.