Французские каникулы
Шрифт:
— Я прекрасно слышала, что ты сказал, — ответила Диана ровным голосом. Джон ушел, и теперь она не считала нужным сдерживаться. — Я рада, что Паскаль понравился дом, — добавила Диана, на мгновение подняв голову от журнала, но взгляд ее оставался бесстрастным.
— Надеюсь, тебе он тоже понравится, — проговорил Эрик, стараясь, чтобы его голос звучал как можно мягче. Он возлагал большие надежды на этот месяц, который им предстояло провести вместе. И он, и Диана давно нуждались в отдыхе, к тому же ему казалось, каникулы в Сен-Тропе помогут им снова укрепить отношения, которые дали такую серьезную трещину. Думать так у Эрика были все основания. У них с Дианой было много общего — они любили одни и те же вещи, предпочитали одних и тех же людей и вполне
Я не знаю, как долго я смогу там пробыть. И пожалуйста, не надо меня уговаривать, ладно? — сказала Диана. Эрик вздохнул — эти слова он постоянно слышал в течение последних двух недель.
— Я не собираюсь ни к чему тебя принуждать, — ответил Эрик. — Но твое бегство ничего не решит, наоборот — ты сделаешь себе… нам обоим только хуже! А вот если мы пробудем здесь весь месяц, это принесет нам пользу, вот увидишь! Мы отдохнем, развеемся, и… и будем на многое смотреть иначе.
Но Диана с сомнением качала головой. Слова мужа ее, похоже, больше не убеждали.
— Ты, видимо, не понимаешь, Эрик… — негромко сказала она. — И никакой отдых нам не поможет, потому что дело не в усталости, от которой могут избавить морские купания и прогулки под парусом. Дело совсем в другом…
Эрик снова вздохнул. Он знал, что она имеет в виду. Это он поставил под удар их брак, их семейную жизнь, их отношения, и Диана никак не могла решить, что ей теперь делать. Она уже несколько раз собиралась положить конец их браку, но каждый раз останавливалась. Ей не хотелось спешить — слишком многое было поставлено на карту, чтобы решать что-то сгоряча, под влиянием обиды и боли, какой бы сильной она ни была. С другой стороны, Диана до сих пор не была уверена, что сможет когда-нибудь простить Эрика. То, что он совершил, было даже хуже предательства. Своим поступком он поколебал не только веру Дианы в него, но и ее веру в себя. Теперь она казалась сама себе ущербной, некрасивой и старой — гораздо более старой, чем она себя ощущала. И хотя Эрик попросил у нее прощения, Диана по-прежнему не знала, сумеет ли она когда-нибудь снова полюбить собственного мужа или отныне он станет для нее чужим человеком. А именно таким он был для нее сейчас.
— Послушай, Диана, — сказал Эрик, — неужели ты не можешь просто-напросто забыть то, что было, и начать все сначала? Ты должна постараться…
И снова она с сомнением покачала головой. Легко сказать, хотелось ответить ей, да нелегко выполнить.
— Спасибо за совет, — кивнула Диана, демонстративно разворачивая журнал. — Теперь, когда ты научил меня, что я должна делать, все, конечно, будет просто отлично!
Она притворялась, будто читает, но в глазах у нее стояли слезы, и строчки расплывались и наползали одна на другую. И все же Диана упорно смотрела на одну и ту же страницу, боясь, что Эрик может снова с ней заговорить. Самой Диане больше нечего было ему сказать — она уже высказала ему все, что думала и чувствовала.
— Диана… Ну не надо так!.. — попросил Эрик почти жалобно, но она сделала вид, что не слышит. Лишь несколько секунд спустя Диана слегка повернула голову, чтобы взглянуть на него. Черты его лица были искажены болью.
— А как надо? — спросила она. — Чего ты от меня хочешь — чтобы я ликовала от радости? Чтобы я делала вид, будто ничего не произошло? О, да, тебе было бы гораздо удобнее, если бы я и дальше изображала из себя глупую, преданную, любящую женушку, которая ничего не видит дальше своего носа! Так вот, я не стану притворяться! И не могу… — Ее голос чуть заметно дрогнул на последних словах.
— Но почему, почему ты не хочешь дать нам обоим еще один шанс?! — громким шепотом воскликнул Эрик. — Пусть туман рассеется, и тогда ты увидишь… Я понимаю, тебе было тяжело, так ведь и мне не легче! Я… — Он хотел добавить что-то еще, но Диана отшвырнула журнал и резко встала.
— Прости, что я тебе не сочувствую, — сказала она, — но мне почему-то тебя совсем не жалко. И потом, мне вовсе не кажется, что тебе было уж так тяжело. Во всяком случае, не в начале. Вот так-то, Эрик!
И, выбравшись в проход, она отправилась к туалетам. На самом деле Диане просто хотелось прервать этот тягостный и бессмысленный разговор. За прошедшие четыре недели они говорили об этом, пожалуй, слишком часто, и она не желала вновь выслушивать его оправдания, извинения, обещания и прочее. Ей не хотелось даже сидеть с ним рядом, и она от души жалела, что согласилась отправиться в Сен-Тропе. Предстоящий месяц на юге Франции не обещал ей ничего, кроме душевных страданий, и Диана пошла на это, только чтобы не разочаровывать друзей.
В туалете она некоторое время молча смотрела в зеркало, разглядывая свое осунувшееся лицо, потом машинально поправила прическу и, выйдя в коридор, отправилась в салон эконом-класса — к Джону. Но он крепко спал, и Диана несколько секунд просто стояла, глядя на накрепко запертый люк в самом хвосте самолета и размышляя о том, как такое могло случиться с ней и с Эриком. Их брак всегда казался ей прочным и надежным, и даже в самом страшном сне Диане не могла представить, что их брак может дать трещину. Но это случилось, доверие, которое она питала к мужу, исчезло, и Диана полагала, что это уже навсегда.
В конце концов ей пришлось вернуться на свое место. Она снова уткнулась в журнал. Эрику она не сказала больше ни слова; он тоже отвернулся к окну и погрузился в угрюмое молчание. Так они молчали до самого конца полета, когда лайнер приземлился в международном аэропорту Ниццы.
Паскаль, встречавшая их у трапа, сразу заметила, что Моррисоны сами на себя не похожи — недовольные и мрачные. Но Паскаль отнесла все это за счет перелета. Да и сейчас ей было не до того — она ведь не знала, как отреагируют друзья, когда узнают, что их вилла на берегу Средиземного моря знавала лучшие дни и что теперь она представляет собой лишь капитально отмытый и слегка замаскированный цветами и яркими платками сарай. Они и так были весьма удивлены, когда увидели явившегося за их багажом Мариуса. От садовника с виллы «Любовь с первого взгляда» за милю разило пивом. Его измятый спортивный костюм при дневном свете оказался еще и изрядно замызганным, и Джон с Эриком удивленно переглянулись, а Диана брезгливо наморщила нос. Что-то они скажут, когда увидят Агату, подумала Паскаль. Пожалуй, решила она, все-таки нужно их подготовить, иначе их ожидает самый настоящий шок. На то, чтобы адекватно описать горничную — ее красный купальник и алые «небоскребы», — Паскаль потребовался весь ее запас английских слов и большая часть пути от Ниццы до Сен-Тропе.
— Разве она не носит форму? — удивился Джон, сидевший рядом с Паскаль на переднем сиденье ее «Пежо». Не такими представлял он себе горничную и садовника, прислуживающих на роскошной вилле. Джон представлял, что они носят белоснежные куртки с золотыми пуговицами, прекрасно говорят по-английски и пахнет от них кофе и круассанами. Но облик Мариуса поколебал его представления, и теперь Джон не знал, что и думать.
— Как тебе сказать… — смущенно начала Паскаль. — Признаться, мне эта парочка тоже показалась довольно экстравагантной, но наблюдать за ними забавно. Кроме того, они умеют хорошо работать… — «Одна беда — Мариус пьет как сапожник, а пудели Агаты способны свести с ума любого», — хотелось ей добавить, но она вовремя сдержалась. — Надеюсь, дом вам понравится, — неуверенно добавила Паскаль, сворачивая на шоссе, которое вело к покосившимся железным воротам.
— Нисколько не сомневаюсь, — уверенно ответил Эрик.
— Дело в том, что дом оказался, э-э-э… несколько не таким, каким мы его себе представляли. Я бы определила этот стиль как… послевоенный сельский ампир, — нашлась Паскаль, сворачивая на ухабистую подъездную дорожку. Она уже заметила, что Джон удивленно приподнял брови, но пока — хвала господу! — молчал. Молчали и Моррисоны, сидевшие на заднем сиденье, что было на них совсем не похоже, и Паскаль решила, что они действительно очень вымотались за дорогу.