Шрифт:
Глава 1
Диана Моррисон зажгла свечи на накрытом на шестерых столе в гостиной. Окна гостиной выходили на Центральный парк. Шторы были задернуты неплотно, и во тьме за окнами плясали и кружились, как в водовороте, белые снежинки. В этой квартире, большой и уютной, Диана и Эрик жили уже девятнадцать лет — девятнадцать из тех тридцати двух, что они были женаты, и большую часть этого времени их дочери тоже жили здесь с ними. Обе оставили родительский дом совсем недавно — Саманта, закончив колледж, перебралась в собственную квартиру, а Кэтрин вышла замуж. Сэмми и Кэт были славными девочками — умными, веселыми, любящими, и Диана не знала с ними хлопот даже в их переходном возрасте, когда подростки обычно начинают конфликтовать с родителями. Но теперь они выросли, и Диане их очень не хватало.
Впрочем, им с Эриком было хорошо и вдвоем. В свои пятьдесят пять Диана все еще была очень хороша собой, и Эрик делал все, чтобы их чувства не остыли. На работе он слышал достаточно
Эрик часто говорил Диане, что она так же хороша собой, как и много лет назад, когда они впервые познакомились. Тогда Диана работала сиделкой в пресвитерианской больнице округа Колумбия, а он был молодым врачом-резидентом и специализировался в акушерстве и гинекологии. Поженились они спустя всего полгода после первой встречи и с тех пор никогда не разлучались больше чем на месяц. Вскоре после первых родов Диана оставила работу и с тех пор занималась только домом и воспитанием дочерей. Эрик закончил резидентуру и основал собственную практику. Часто ему приходилось вставать по ночам и мчаться в больницу, чтобы принимать особо трудные роды, но Диана всегда относилась к этому с пониманием. Эрик был отличным врачом; его знания и опыт пользовались большим спросом, и Диана очень гордилась мужем.
С годами нью-йоркская практика Эрика становилась все обширнее и требовала все больше времени и сил. Один из его партнеров, с которыми он начинал, ушел на покой еще два года назад, другой отказался от практической деятельности и занимался только консультациями, но Эрик по-прежнему не хотел оставлять работу. Ни бессонные ночи, которые он проводил в больнице, ни многочасовые операции не были ему в тягость. Такой распорядок работы был не по плечу и молодому врачу, но за многие годы Эрик к нему привык, да и Диана тоже. Во всяком случае, она почти не раздражалась, когда Эрик срочно уезжал на осложненные роды, а ей приходилось извиняться перед друзьями и знакомыми за то, что они не смогут прийти к ним на вечеринку или принять их у себя. Так они жили уже тридцать лет. Эрик мог работать и в выходные, и в праздники, и их друзья уже знали, что смогут увидеть чету Моррисон, только если им повезет, и ни у одной из пациенток доктора Моррисона не будет угрозы выкидыша, экстренных родов, неправильного предлежания плода или чего-то в этом роде. Сам Эрик с удовольствием рассказывал о подобных случаях, и было видно — он не просто считает свою работу важной и нужной, но и по-настоящему любит ее. Эрик принимал обоих сыновей у своей дочери Кэтрин, и это тоже характеризовало его как влюбленного в свое дело энтузиаста, поскольку большинство его коллег крайне неохотно пользовали своих близких родственников или друзей. В случае необходимости они предпочитали обратиться к Эрику, и он никогда не отказывал — настолько он был уверен в своих знаниях и тридцатипятилетнем практическом опыте.
Во многих отношениях они могли считаться идеальной парой, и судьба была милостива к ним. Их жизнь была беспроблемной и счастливой, сотканной из радостных и светлых дней, а брак — крепким и надежным. За все годы он не пошатнулся, и пи Диана, пи Эрик не могли бы припомнить, когда в последний раз они серьезно поспорили.
Теперь, когда их дочери выросли. Диана тоже нашла себе занятие по душе. Она работала добровольцем в благотворительном фонде Слоуна и Кеттеринга, организуя кампании по сбору средств для борьбы с онкологическими заболеваниями. Возвращаться к работе сиделки у нее не было ни желания, ни возможности. Возраст уже не позволял Диане ухаживать за больными в полную силу, к тому же теперь у нее были другие цели, другие интересы. Благотворительная деятельность, муж и двое внуков заполняли все ее время.
Услышав, что в гостиную вошел Эрик, Диана выпрямилась и обернулась к дверям. Он на мгновение остановился на пороге, их глаза встретились, и супруги нежно улыбнулись друг другу. Прожитые вместе годы не погасили их чувств — они все еще любили друг друга, как в юности, а их духовной близости можно было только позавидовать.
— Добрый вечер, миссис Моррисон. Выглядите просто чудесно… — проговорил Эрик, а его взгляд сказал Диане даже больше. По нему сразу было видно, как сильно он ее любит. У Эрика было еще совсем молодое, по-мальчишески открытое лицо и ясные голубые глаза почти такого же оттенка, как у нее, и только волосы — когда-то соломенно-желтые, а теперь серебристо-седые — выдавали в нем зрелого мужчину. В кремовом смокинге с бабочкой и сверкающих лакированных туфлях Эрик выглядел так, словно только что сошел со страниц модного журнала — костюм он носил с природной грацией и изяществом, хотя большую часть своего времени проводил в измятом, зачастую закапанном кровью врачебном халате. У него от природы была хорошая фигура, и он старался держать себя в форме. Каждое воскресенье Эрик катался в парке на велосипеде или играл в теннис. Кроме этого, он ежедневно играл с коллегами в сквош или плавал в бассейне. Из-за этого Эрик поздно возвращался домой, зато у него был все такой же подтянутый живот и широкие плечи, как в молодости, да и на корте он мог дать иным молодым несколько очков форы.
— С наступающим Новым годом, любимая, — добавил Эрик и, подойдя к столу, обнял Диану за плечи и поцеловал. — Во сколько они приедут?
Под словом «они» подразумевались две супружеские пары, которые были самыми близкими друзьями четы Моррисон.
— В восемь, — ответила Диана, проверяя охлаждающееся в ведерке со льдом шампанское и протягивая мужу бокал мартини. — За Энн и Роберта я, во всяком случае, ручаюсь, — добавила она. — Паскаль и Джон явятся, как обычно, без четверти двенадцать.
Услышав эти слова, Джон рассмеялся и, приняв из рук Дианы бокал, сделал хороший глоток.
— Боюсь, что ты права, — ответил он и кивнул.
Эрик и Джон Донелли вместе учились в Гарварде и продолжали дружить до сих пор. Это было тем более удивительно, что двух других таких непохожих мужчин трудно было себе представить. Они отличались, как ночь и день. Эрик был высоким, поджарым, спокойным, открытым, общительным и великодушным. Хорошее знание женской натуры позволяло ему легко общаться со своими пациентками, с которыми он был неизменно любезен и вежлив. Джон, напротив, был невысок, коренаст и кривоног, а основными чертами его характера были вспыльчивость и раздражительность. Он бывал крайне несдержан на язык, обожал спорить с женой и притворялся отчаянным бабником. Но на самом деле это была лишь маска. Джон был без ума от своей жены, хотя он скорее бы умер, чем признался в этом даже самым близким друзьям. Слушать, как он с ней разговаривает, было все равно что сидеть под обстрелом в окопе, благо Паскаль сама походила на гремучую смесь. Кому-кому, а своему благоверному она спуску не давала. Коренная парижанка, Паскаль познакомилась с Джоном, когда танцевала в труппе Нью-йоркского городского балета. Тогда ей было двадцать два, но и теперь — четверть века спустя — она оставалась все такой же миниатюрной и грациозной. У нее была превосходная фигура профессиональной танцовщицы, густые темно-каштановые волосы без единой седой пряди и большие зеленые глаза, напоминавшие изумруды чистейшей воды. Десять лет назад Паскаль оставила сцену и теперь преподавала современный балет в собственной студии. Впрочем, по ее собственному признанию, для нее это было лишь хобби.
Главным же своим призванием Паскаль считала споры с мужем — изощренные, жаркие, напоминавшие то многочасовые шахматные баталии, то стремительные схватки рапиристов. Любовь к спорам, да еще, пожалуй, редкостная непунктуальность казались единственным, что было у них общего. Во всем остальном они были полной противоположностью друг другу.
Второй супружеской парой, которую ждали сегодня Моррисоны, были Энн и Роберт Смит. Познакомились они лет тридцать назад, когда Эрик принимал первого ребенка Энн, и с тех пор оставались близкими друзьями. По профессии Смиты были адвокатами. Энн уже исполнился шестьдесят один год, однако, несмотря на это, она продолжала не только консультировать клиентов, но и регулярно выступала в суде. Что касалось Роберта, то он был судьей в главном суде первой инстанции штата Нью-Йорк. Ему было шестьдесят три, и выглядел он вполне под стать своей должности. Высокий, худой, с резкими чертами лица и кустистыми черными бровями над пронзительными серыми глазами, Роберт казался порой слишком чопорным и неприступным, но под этой маской скрывалось доброе, любящее сердце. Он обожал жену и детей, которых у него было трое, и был надежным и преданным другом. Всех детей и внуков Смитов принимал Эрик, и Энн его буквально боготворила.
Роберт и Энн поженились еще в юридическом колледже и прожили вместе без малого сорок лет. Из всей шестерки они были самыми старшими и производили впечатление людей спокойных, уравновешенных, степенных. На их темперамент наложила свой отпечаток и профессия, однако ни Роберт, ни Энн никогда не были «сухарями». Напротив, в кругу друзей оба по праву считались самыми радушными, отзывчивыми, готовыми поддержать любое безумное предприятие и прийти на помощь по первому зову. Спокойствие и степенность были их «фирменным» стилем, которого они придерживались при любых обстоятельствах. Смиты не буйствовали, как Джон и Паскаль, чья экстравагантность порой переходила все разумные пределы, и в отличие от Эрика и Дианы не прилагали никаких особенных усилий, чтобы выглядеть моложе своих, лет. Возраст был написан на их лицах достаточно отчетливо, зато они были молоды в душе, и это чувствовалось и в манере говорить, и во взглядах, которыми они награждали окружающих и друг друга.