Французский дьявол
Шрифт:
– Да нет же, уважаемый, – с улыбкой поправляю я собеседника. – Родились вы все-таки в Руане, в дворянской семье. Прадед ваш состоял в ордене тамплиеров, и после разгрома храмовников ваша семья укрылась в Руане. Вы с ранней юности преданно служили герцогу Бургундскому, это ведь после ваших пламенных речей, произнесенных на площадях столицы, чернь некогда разгромила весь Париж. Тогда бунтовщики ворвались даже в спальню юного дофина, ныне короля Франции, к счастью, тот спасся. Это ведь вам принадлежит авторство позорного договора в Труа, по которому Карла VII
– Кто вы и что вам нужно? – сипит тот, буравя меня тяжелым взглядом.
– Что в имени тебе моем? – говорю я холодно. – Допустим, меня зовут Уриил.
– Ангел мести?
– Не то чтобы ангел, – подумав, признаюсь я. – Но основную мысль ты уже понял. Итак, у меня имеется пара вопросов.
– И это все? Ради этого вы среди ночи проникли в мой особняк?
– А потом я тебя убью, – честно говорю я. – Нет-нет, не надо сулить мне деньги или драгоценности. Ответишь честно, умрешь быстро и безболезненно. Ну а если будешь упираться, не жалуйся…
Все-таки епископ Кошон не так прост, как кажется. Это опытный борец невидимого фронта, прожженный интриган, судейская крыса и признанный наставник французской молодежи.
– А может, столкуемся? – прищурившись, спрашивает он.
Как бы случайно толстяк меняет позу, его рука цепко ухватывает витой шнур.
В полном молчании проходит минута, господин епископ все дергает и дергает за шнур, стараясь проделывать это как можно более незаметно.
– Кого-нибудь ждешь? – спрашиваю я прямо. Епископ быстро мотает головой, трясутся дряблые щеки, по круглому лицу ползут струйки пота.
– Дело в том, что семеро дюжих молодцов, которые жили на первом этаже, мертвы, – поясняю я. – Они зарезались, а перед смертью эти извращенцы зачем-то связали служанку и повариху. Ты не знаешь, почему они это сделали?
Не дождавшись ответа, я уныло киваю.
– Вот и я в недоумении, – и тут же добавляю: – Но ты не надейся так легко отделаться. Не успеем выяснить все подробности до утра – не беда. До коронации еще уйма времени, а раньше тебя не хватятся, верно? Итак, вопрос первый, самый простой. С кем же я имею дело?
Ухватив епископа за ворот шелковой рубашки, я рву ее пополам. Епископ вздрагивает всем телом, когда я срываю с его шеи золотую цепочку с медальоном, на котором поверх красного тамплиерского креста лежит золотая роза. В два ее лепестка вставлены рубин и опал, и мне не надо поворачивать медальон, чтобы прочесть вызывающую надпись, выгравированную там. Я и без того знаю, что она гласит: «Месть даст свой урожай».
– Ответ положительный, – заявляю я. – Ну что, доигрался, старый хрен, неуловимый ты мой мститель? Здесь тебе не казаки-разбойники, и судом с присяжными даже не пахнет!
Епископ глядит зло, нехорошо так смотрит, исподлобья, и отчего-то мне кажется, что у меня завелся еще один смертельный враг.
– Ранг у тебя небольшой, – скептически
– Ты не можешь этого знать! – хрипит епископ, без всякого брудершафта переходя на «ты». – Откуда?..
– Итак, мы установили, что ты член тайного Ордена Золотых Розенкрейцеров, – говорю я. – Отсюда вопрос второй: кто отдал приказ убить Жанну д'Арк?
– Орден какой-то приплел, – заявляет Пьер Кошон, старательно пряча глаза. – Как ты его назвал, не разберу?
– Ну, ты даешь! – удивляюсь я. – Любишь играть словами? Изволь, повторю. Тамплиеры, они же золотые розенкрейцеры, верные прислужники ордена Сиона… Что, хватит перечислять?
– Я не знаю, кто ты, – кричит епископ, его толстые губы прыгают резиновыми мячиками, лицо побледнело, выпученные жабьи глаза заливает пот. – Но то, что ты покойник, верно так же, как то, что меня зовут…
– Мертвец! – перебиваю я старика. – Вот как тебя зовут. Если угодно, труп.
Скрипнув зубами, я стаскиваю господина Кошона с кровати и рычу ему прямо в лицо:
– Ты умрешь за то, что посмел ее тронуть, сволочь!
Епископ вскрикивает от боли, когда я отбрасываю его в сторону. Я стою, сцепив зубы, до хруста сжал кулаки, пытаясь вернуть утраченное спокойствие.
Отдышавшись, я вновь цепляю на лицо улыбку и дружелюбно спрашиваю:
– Продолжим?
Кошон, забившийся в угол спальни, смотрит на меня со страхом и ненавистью, голос мерзавца дрожит:
– Зачем вы кривляетесь?
Зачем, зачем… Защитная реакция психики, вот зачем! Больше всего на свете мне хочется разрезать епископа на тысячу маленьких кусочков, не спеша, очень медленно, наслаждаясь каждым движением лезвия, отточенного до бритвенной остроты. И если я не буду старательно держать на лице улыбку, то на нем тут же появится оскал ненависти, а мне еще столько надо узнать!
– Ладно, – улыбаюсь я еще шире. – Вижу, ты запираешься. Похоже, моего укоризненного взгляда не хватает, чтобы пробить твою толстую, как у буйвола, кожу.
Пожав плечами, я снимаю со стоящего на столике блюда кружевную салфетку, в голосе искренний интерес:
– А если и они поглядят с осуждением, неужто не поможет?
Я встряхиваю блюдо, отчего разложенные на нем окровавленные кусочки мяса сдвигаются, и виновато говорю:
– Не было времени как следует прополоскать их от крови, да это и ни к чему. Все равно к утру протухнут.
С минуту епископ молчит, объятый ужасом, затем кричит тонким фальцетом:
– Что это?
– Как что? – удивляюсь я и, почесав в затылке, с облегчением говорю: – А, я понял, к старости зрение уже не то, раз за разом оно тебя подводит. Это глаза твоих молодцов. Их тут четырнадцать, я дважды сосчитал. Все боялся, что забуду какой-нибудь выковырять. Вот сейчас мы посмотрим на тебя все вместе, в шестнадцать глаз, может, тебе стыдно станет! – И жестко добавляю: – Не будешь говорить, я выложу сюда же и твои глаза. От тебя мне нужен только язык.