Французский поход
Шрифт:
— Если бы признался, что из ревности, — опять услышал бы, что от посла графа де Брежи ты ожидала большего.
— Будь оно все проклято, Брежи. Мне иногда кажется, что можно быть или королевой, или женщиной. Соединять в себе эти две ипостаси совершенно невозможно.
— А может, все-таки стоит научиться соединять их? Мария Гонзага почти в отчаянии покачала головой.
— Странно. Мне-то всегда казалось, что эти две ипостаси неотъемлемы. А когда в моей жизни появилась ты, моя королева, — я окончательно убедился в этом. Тебе даже трудно представить себе, сколько раз я мысленно видел нас обоих на бульваре Кур-ля-Рен [18] .
18
В
— Господи, какой же вы неисправимый фантазер, граф.
29
Уже более часа в приемной советника коронного канцлера Речи Посполитой нервно прохаживался тридцатилетний господин в мундире офицера польской пехоты.
Время от времени он останавливался напротив навечно застывшей в углу древней статуи рыцаря в заметно потускневших доспехах и подолгу рассматривал ее, заложив руку за борт кителя и размеренно покачиваясь на носках до блеска начищенных сапог.
Даже когда дверь распахнулась и наконец-то появился секретарь — полнолицый, с нездоровым румянцем на щеках, пехотный майор продолжал стоять спиной к нему, оценивающе рассматривая рыцаря, словно собирался вызвать на дуэль, но задумался: не унизительно ли связываться с ним?
— Простите, имею честь видеть майора Корецкого? — вежливо осведомился секретарь.
— С вашего позволения, — с вызовом ответил офицер, крайне неохотно поворачиваясь лицом к секретарю.
— Военный советник польского посла в Париже?
— Совершенно верно. И очень тороплюсь. Если меня вызвал к себе, как было сказано ранее, канцлер, господин Оссолинский, тогда почему я теряю время в приемной его советника? Мне пора уезжать в Гданьск. Через три дня уходит мой корабль.
— Все это господину советнику известно, — довольно равнодушно заметил секретарь, хотя и выслушал Корецкого с надлежащим почтением. — Но замечу: произошло недоразумение. Вас вызывал не канцлер, — все с той же лакейской мстительностью ухмыльнулся он.
— Кто же тогда мог вызвать меня?
Тайный советник господин Вуйцеховский. Вы находитесь в его приемной, и он готов выслушать вас.
— И чей же это тайный советник? Его величества? — уже более умиротворенно спросил Корецкий.
— Было ведь сказано: «тайный», — внушающе вознес к небу свой указующий перст секретарь. — Тайные потому и тайные, что являются таковыми даже для королей. Итак, господин советник, готов выслушать вас.
— Выслушать? — повертел головой Корецкий, заливаясь при этом багровой краской гнева. — С какой стати?! Разве я просил его об аудиенции?
— Тем не менее господин тайный советник ждет вас, — властно напомнил майору секретарь, давая понять, что секретарь тайного советника — тоже человек не случайный.
Еще несколько секунд Корецкий горделиво стоял, все так же заложив правую руку за борт кителя, потом оглянулся на статую рыцаря и лишь после этого, воинственно опустив голову, набычившись, четким шагом прошествовал мимо секретаря.
Миновав еще одну приемную, Корецкий попал в довольно просторный кабинет, посреди
Появление майора не вызвало у него абсолютно никакого интереса. Словно и не заметил его. Опираясь руками о непомерно широкий, хотя и предусмотрительно низкий стол, тайный советник внимательно рассматривал карту, словно пытался разгадать очередной замысел вторгнувшегося в пределы Речи Посполитой коварного врага. Он и рассматривал эту карту с видом полководца, который не сомневается в том, что в конце концов война все же будет выиграна.
Прошла минута, вторая… Майор прокашлялся, покряхтел, переминаясь с ноги на ногу, снова прокашлялся, осторожно напоминая о себе. Конечно, он привык напоминать иначе, но секретарь свое дело сделал. Магия слова «тайный» срабатывала безотказно. Тем более что он знал, как именно следует внушать ее посетителям.
Слушаю вас, господин Корецкий, слушаю, — нетерпеливо подбодрил майора Вуйцеховский басистым, нагловатым голосом, не отрываясь при этом от карты. Он истолковал ситуацию так, словно молчание это нависло из-за робости Корецкого.
— Позвольте, господин советник, это я… был приглашен, — вовремя спохватился майор, чтобы не заявить: «…готов выслушать вас». Однако не заявил, как-то мгновенно избавился от своих непомерных и всегда таких же несвоевременных амбиций, которые извечно мешали ему — и в армии, и в светском обществе, и при дворе. Вот именно, мешали — майор и сам признавал это.
— Вы абсолютно правы, господин Корецкий. Это я… вызвал вас, — подтвердил тайный советник, и, скрестив руки на груди, долго осматривал офицера точно таким же взглядом, каким еще несколько минут назад тот осматривал бессловесную статую воина в приемной. — Вам нравится ваша служба, господин Корецкий?
— Служба?
— Не военная, естественно. Ваша служба во Франции. Теплая, денежная служба при после Польши в прекрасном Париже? — унизительно подчеркнул Вуйцеховский. — Без походов, звона клинков, крови, грязи. Без риска погибнуть где-нибудь в болотах Мазовии или в дикой степи между Днестром и Бугом. То есть я хотел спросить, мечтаете ли вы о том, чтобы и впредь время от времени вояжировать из Гданьска в Кале — это, если морем; или из Варшавы, через Прагу и Дрезден, да прямо в Париж?
— Простите, ясновельможный, я не совсем понимаю…
— Чего вы не понимаете? Что здесь так трудно поддается пониманию? — искренне удивлялся карлик-советник. — Что здесь вообще понимать?
— Извините, — пропыхтел Корецкий. — Нравится, естественно. Париж есть Париж.
— И все. И все! — жизнерадостно подбодрил его Вуйцеховский. — Вот видите: «Париж есть Париж». И этим все сказано. Зачем усложнять мой вопрос?
— Простите, я… сначала не понял.
— Ничего, это только вначале, потому что обычно я задаю очень простые вопросы. Я годами, го-да-ми, господин Корецкий, приучал себя задавать предельно простые вопросы, — остановился Вуйцеховский напротив рослого Корецкого, с вызовом заложив руки за спину. — Всем, кого хоть изредка принимаю у себя, — он с большими паузами произносил каждое слово в отдельности, чеканя его по слогам, буквально вдалбливая его, как терпеливый учитель, представший перед основательно недоразвитым учеником, — всегда задаю оч-чень простые вопросы, на которые и отвечать-то нечего. Кивни головой — и все тут.