Французский связной
Шрифт:
Позднее в тот же день из Монреаля в Нью-Йорк вылетел и Жеан. В Нью-Йорке он направился в отель "Эдисон" на западной Сорок шестой стрит, между Бродвеем и Восьмой авеню. Этот отель был всего в шести кварталах от восемьдесят шестого причала, где следующим вечером должен был пришвартоваться флагманский корабль пассажирского флота Соединенных Штатов Америки.
С самого начала на борту "Юнайтед стейс" Анжельвена ждали неприятности. Выход судна из Гавра задержался на шесть часов, и пассажиры даже не смогли попасть на корабль в положенное время, только далеко за полночь разместившись в своих каютах. Ему пришлось делить каюту турист-класса с двумя другими пассажирами, один из них оказался
В тесной переполненной каюте Анжельвен страдал клаустрофобией и потому плохо спал. Проблема со сном усугублялась привычкой пруссака – соседа вставать каждое утро в 6 часов, что неизменно будило Жака, едва он успевал заснуть. После немца-соседа и плохого обслуживания величайшим источником его раздражения была чрезмерно иудейская атмосфера на борту. Создавалось впечатление, что там просто беспрерывно совершают еврейские религиозные обряды.
Анжельвен встретил на судне молоденькую француженку по имени Арлетт, которая, не будучи красавицей, оказалась достаточно симпатичной, чтобы привлечь его внимание. Но переполненный туристский класс не давал возможности продвинуть их отношения достаточно далеко.
Поэтому Анжельвен ограничился тем, что сидел в комнате отдыха и строчил дневник, комментируя неприятное путешествие и излагая планы своего пребывания в Нью-Йорке. Он дал зарок, что обратно поплывет первым классом, – тогда он будет в состоянии себе это позволить.
На той неделе полицейские информаторы наперебой стали сообщать, что "хороший товар" в огромном количестве вот-вот появится на улицах Нью-Йорка. Примерно в то же время детективы стали замечать все более частые визиты в закусочную Петси Фуке различных темных личностей, известных своими связями с наркомафией. Некоторых заметили при передаче Пэтси денег. Наверняка ожидалось нечто важное.
Ближе к вечеру 9 января детектив Сонни Гроссо, облачившись в белый халат, зашел в закусочную Пэтси. Игэн торчал на противоположной стороне Бушвик авеню на их привычном посту в больнице святой Екатерины. Сонни остановился у сатуратора и бросил старику за прилавком – тестю Пэтси:
– Кофе, печенье и пепси с собой.
Сам Пэтси сидел в задней части зала, положив локти на стол, и ел суп. Сонни и Игэн в качестве "врачей" за последние три месяца так часто заходили в закусочную, что даже стали здороваться с Пэтси. Вот и теперь, когда Сони направился к телефонам в глубине закусочной, он небрежно помахал рукой, и Пэтси кивнул ему в ответ.
Когда Сонни подошел к телефонам, один из них зазвонил. Он машинально снял трубку.
– Алло?
– Бонджорно, Паскуале! – раскатисто прозвучало по-итальянски.
– Кого вам?
– Паск...Пэтси, пожалуйста, – ответили с сильным акцентом по английски.
– О, конечно. Подождите минутку. – Сонни заглянул за занавеску, где сидел Пэтси, поглощенный едой. – К телефону.
Пэтси вышел и взял трубку, Сонни отошел к стойке с журналами. Пэтси беседовал недолго, да и то в основном слушал, а отвечая, только нечленораздельно ворчал. Затем Сонни услышал, как он произнес на плохом итальянском.
– Хорошо, я зайду к тебе, – и повесил трубку.
Когда Сонни вернулся к телефону, чтобы самому позвонить, Пэтси как раз говорил тестю:
– Папа, постарайся быть здесь завтра. Я буду занят большую часть дня.
Глава 7
Бюро по борьбе с наркотиками Нью-Йоркского управления полиции располагалось на втором и третьем этажах старого здания Первого полицейского участка, которое приютилось на короткой узкой улочке Олд Слип, у юго-западной оконечности Манхэттена, в нескольких кварталах от финансового центра. Старый Слип и в самом деле, состоял из двух параллельных, вытянутых в направлении запад – восток улочек – каждая длиной только в два квартала – соединяющих улицы Уотер и Саут, что вдоль реки Ист Ривер, и разделенных посередине ещё более узкой улочкой, под названием Франт Стрит.
Первый полицейский участок занимал небольшое квадратное здание у речного конца улицы. Это было мрачное сооружение серого камня, датированное концом прошлого или началом нынешнего века. Комнаты, обшитые потемневшими деревянными панелями, с высокими потолками, украшенными выцветшей зеленой лепниной, и скудной мебелью на вытоптанном полу, вызывали в памяти полицейские участки в фильмах тридцатых годов. С улицы здание было окружено невысокой, до пояса, деревянной изгородью, миновав которую можно было открыть главные двери, а за ними скрывался высокий массивный стол, над которым возвышались голова и плечи сержанта в голубой форме, его глаза смотрели на каждого входящего с такой печалью, словно все это глаза бы его больше не видели.
Остальная часть этажа, скрытая от взгляда, была занята шкафчиками патрульных, хозяйственными помещениями, офисами, комнатами для допросов и камерами для заключенных. Покрытая трещинами деревянная лестница с тяжелыми перилами красного дерева вела на второй этаж в комнаты детективов и в стрелковый тир. На лестничной площадке второго этажа палец, грубо намалеванный на черно белом плакате с надписью: "БЮРО ПО БОРЬБЕ С НАРКОТИКАМИ", указывал вверх по лестнице.
Площадка третьего этажа почти ничем не отличалась от предыдущей. Туалет, выходивший на лестничную площадку, соседствовал со сравнительно новым бачком с питьевой водой и пробковыми досками для объявлений, заклеенными розыскными листами, фотографиями и рисунками отвратительных физиономий преступников, находящихся в розыске, отпечатанными на ротаторе бюллетенями и примостившимися в уголке рукописными извещениями о деятельности Полицейской благотворительной ассоциации и предстоящих товарищеских матчах.
Направо от центрального коридора находилась большая комната, скорее, зал, разделенный перегородками на уровне глаз на маленькие отсеки, способные вместить один-два стола. Половина из них в любое время была занята аккуратно одетыми мужчинами, главным образом, молодыми. Они спокойно беседовали по телефону, изучали стопки машинописных листов или переписывали свои каракули, превращая их в официальные рапорты. Главный признак, объединявший их – тупорылый револьвер тридцать восьмого калибра, спрятанный у каждого в кобуре на бедре, а также лишенные эмоций лица. Что же касается всего остального, если вдруг они все одновременно встанут и выйдут на улицу, то ничем не будут отличаться от окружающей толпы.
Некоторые одеты в джинсы и кожаные куртки, некоторые в разномастные, но опрятные спортивные костюмы, другие в строгие деловые костюмы с галстуком, несколько человек носили супермодные свингеры. Одни были светловолосые англосаксы, другие – смуглые латиноамериканцы, было также несколько негров. Стрижки были представлены в широком ассортименте: от короткого бобрика до длинных локонов. Парни были высокие и низкие, худые и тучные. Немногие походили на копов, зато многие были тайными агентами, задействованные на долгую перспективу и открыто орудующими в сетях наркобизнеса, выдавая себя за наркодельцов. Другие толкались среди продавцов и потребителей зелья. Были среди них и те, кто относился к внутреннему персоналу Бюро.