Франкфурт 939
Шрифт:
– Один добряк мне такое уже говорил. Он тоже кидал подачки, которые ему ничего не стоили. Забавно, он как раз сегодня нарисовался в убежище с просьбой.
– Ты о ком?
– О Манфреде. Помнишь такого?
– Так гвардеец Манфред – наш старый знакомый? Кто бы мог подумать. Как он стал гвардейцем?
– Мне почём знать? Душу продал.
– А она у него есть?
– И впрямь.
– Чего он хотел?
– Меч из сокровищницы герцога Эбергарда.
– Зигфрид согласился?
– Если Манфред перебьёт Железных
– Он его так убить решил?
– Это же Манфред, везучая скотина как пить дать справится. Ненавижу гада.
– А в молодости ты им восхищался. Хотел всё, что было у него.
– Ты откуда знаешь?
– Мне-то наплевать на твоё прошлое, но ты же не спрашивал, приходилось слушал, а память у меня отличная, – похвастался толстяк, а после задумался. – Хм, чуть раньше у меня побывал Гунтрам.
– Тень герцога Эбергарда? А мне рассказать не собирался? Чего он хотел?
– Сам как думаешь? Юсуфа нашли в порту с перерезанным горлом, а встречу ему организовал я.
– Что ты рассказал?
– Про тебя ничего. Назвал имя священника и только. Он знает про него что-то, чего не знаю я. Скажи, это совпадение, что у меня побывал Гунтрам, к вам заявился Манфред, Гайю ищет храмовник, а она таскается с братом Юсуфа?
– Гайя-то тут каким боком?
– Как по-твоему, к кому во Франкфурте Манфред обратился бы за помощью?
Брун не ответил, но призадумался.
– Напомни-ка, тот злосчастный заказ, после которого десяти вашим срубили головы, а Манфред пустился в бега – для кого он был?
– Для какого-то священника, – с опаской ответил Брун.
– Вот и сейчас – священник, Манфред, и Гунтрам у меня на пороге. Всё это как-то связано.
– Манфред воду мутит? – недоверчиво спросил Брун.
– А вдруг? Опасно это – когда Манфред что-то затевает. Мысли у него в голове незрелые, как сливы в феврале. Зачем вот ему меч герцога? Он ли ему нужен? Может, крысы в сокровищнице?
– На кой ему так козлить? Ну, обиделся он на деда, так того в живых уже давно нет. Нам-то за что мстить? Мы ему ничего не сделали.
– Что если просто отыграться охота? Душу отвести.
– Он, конечно, тот ещё мерзавец, но ведь не настолько. Что, трущобы спалит себе на потеху?
– Замысел кретина непостижим, как божья воля.
– Блядь, – сорвался Брун. Долой спокойствие, начал ходить из стороны в сторону. – Я этого ублюдка прирежу от греха подальше.
– Тебе слишком часто отпускали грехи за деньги, ты, кажется, уже забыл значение этого слова.
– Проповедь мне читаешь?
– Успокойся. Сейчас главное – себя не выдать. Займись делами, а я, как что узнаю, сообщу. И не наломай дров сгоряча, не трогай пока Манфреда.
Все в трущобах знают, в затопленный квартал лучше не соваться. Малейший дождь и здесь болото, воды по грудь. Но восемь из девяти домов пустуют не по этому. Лет пять назад в квартале обосновался Клык со своей сворой. Половину соседей они убили, другие в спешке переехали. Кто в сожжённую ночлежку, кто на помойный берег. Всё лучше, чем смерть.
Клык не просто бездушный убийца, он чёртов садист. Ему в радость ломать людям кости и рубить пальцы. Он как-то с человека кожу снял. Крик вся округа слышала. А потом просто дал ему пинка, даже не прирезал. Хотел, чтоб тот прошёлся по округе.
Однажды с шайкой завалились в дом, изнасиловали жену на глазах у мужа и выбросили годовалого ребёнка в окно. А в другой раз вырезали семью, отрубили головы. Сперва ходили по трущобам крутили их за волосы, кидались друг в друга, а после перебросили через стену в рыбацкий квартал. Нелюди. Им человека убить, что муху прихлопнуть.
У стражников особое распоряжение на их счёт – вступать в бой только при пятикратном численном превосходстве. Клык как-то прознал и теперь ведёт себя нагло. Пристаёт к караульным, дерётся на глазах у привратников, кланяется капитану стражи в издевательской манере. Несколько раз его пытались взять, но оказалось, что Клык очень быстро бегает. Дал одному в челюсть и со всех ног по подворотням до трущоб. Не через ворота, конечно же. В некоторых местах в стене есть лаз.
Брун забрался на чердак дома на пригорке. От крыши уже ни черта не осталось, зато отличный вид на весь затопленный квартал, а тень от дерева скрывает от взглядов. Он ожидал чего-то подобного и всё же удивился, застав её тут. Лежит на животе у самого края. Нет, женщине носить штаны – грешно. Задница оттопырена, так и манит прилечь сверху. А почему нет? Так она не вырвется. Брун подкрался, упал на неё и придавил, руками стиснул плечи.
– Слезь с меня, урод, – прошипела она жестким басом. Надо постараться, чтоб при её ангельской внешности источать такую лютую злобу.
– Что ты здесь делаешь, Гайя? Решила меня поиметь?
– А-а, Брун. Да нет, похоже, это ты не прочь меня поиметь, – и заёрзала бёдрами. – М-м-м, уже встал.
– Перестань.
– Так ты против?
Нет, не против, всеми руками за.
«Не будь кретином, эта змея только и ждёт, чтобы ужалить».
– Хочешь захапать мою добычу?
– А ты её уже добыл?
– Сейчас нож тебе между рёбер засажу.
– Не засадишь.
– Я тебе многое прощаю, но такого не стерплю.
– Да с чего ты взял, что я тебя кину?
– И впрямь, чего это я, ты же ничего странного не делаешь. Ну, забралась на крышу в квартале от логова Клыка, что такого-то? Кошачий инстинкт?
– Мяу. Слушай, если не нужна помощь, зачем всё рассказал?
– То есть, ты МНЕ помогаешь?
– Без тебя никак. Там чертова прорва денег, одной не унести.