Франклин Рузвельт
Шрифт:
Речь Рузвельта по радио с согласием баллотироваться, произнесенная уже после закрытия съезда, 19 июля, прозвучала несколько лукаво. Он сделал вид, будто принимает выдвижение, только учитывая сложившуюся обстановку и жертвуя своими личными интересами: «Как и многие другие люди моего возраста, я имел планы на будущее с января 1941 года. Но эти планы, как и многие другие вещи, относились к тому миру, который представляется сейчас таким же далеким, как другая планета. Из-за висящей над нами угрозы все частные планы, все частные жизни прекращаются. Народ должен избрать своего президента. И если выбор падет на меня, я с Божьей помощью буду служить в меру моих сил и способностей» {486} .
Демократы проводили предвыборную агитацию под лозунгом «Два срока заслуживают третий!», причем многократно повторялась поговорка Don't change horses in the middle of the stream,русским аналогом которой является «Коней на переправе не меняют». Подчеркивалось, что эту поговорку использовал Авраам Линкольн в избирательной кампании 1864 года во время Гражданской войны между Севером и Югом. В чрезвычайной обстановке ни в коем случае нельзя заменять президента — именно так разъяснялось это присловье.
Кандидат республиканцев Уилки являлся опасным соперником. Он был полон энергии, непритязателен, прост в общении, а главное — его позиции были близки тем многим американцам, которые всё еще считали, что военные бури настолько далеки от Америки, что не могут ее непосредственно затронуть. Уилки, правда, не был изоляционистом в полном смысле слова. Он соглашался с необходимостью оказывать на определенных условиях помощь странам, ведущим борьбу против агрессии. Что же касается рузвельтовской внутренней политики, здесь он был непримирим. В начале избирательной кампании он называл «Новый курс» катастрофой, нарушившей свободное предпринимательство, вызвавшей отчуждение наиболее эффективных деловых кругов. Республиканский кандидат умело пользовался тем, что избиратели уже подзабыли то тягчайшее положение, в котором находилась страна в начале 1930-х годов, и мощные позитивные сдвиги в экономике и социальных отношениях вследствие проведения «Нового курса».
Осознав, однако, что значительная часть сторонников Рузвельта поддерживает его именно как изобретателя и проводника «Нового курса», Уилки несколько изменил свою аргументацию: он, мол, выступает за «новый республиканизм», сочетающий позитивную сторону «Нового курса» с требованиями «дешевого правительства» и открытого рынка. Это привлекло на его сторону некоторых влиятельных деятелей, в том числе профсоюзного лидера Джона Льюиса, что было для Рузвельта опасно, так как за ним шли массы рабочих.
Соперника Рузвельта делал уязвимым для критики тот факт, что в недавнем прошлом он поддерживал Демократическую партию, от которой теперь открещивался. Всю страну облетели слова сенатора Джеймса Уотсона по поводу позиции Уилки: «Если проститутка раскаялась и решила возвратиться в лоно церкви, я лично буду приветствовать ее и приведу ее к Святому престолу, но, пожалуйста, не просите меня сразу же назначить ее главой церковного хора» {487} .
Но самым слабым местом республиканского кандидата являлось, разумеется, то, что на решающем этапе президентской гонки он критиковал не цели, а методы Рузвельта, признавал целесообразность основных установок проводимой им не только внешней, но и внутренней политики. Особое внимание Уилки сосредоточил на том, что Рузвельт, выдвигаясь на третий срок, нарушает американскую традицию и это может в конце концов привести к установлению единоличной диктатуры.
Рузвельт так организовал избирательную кампанию, чтобы она как можно меньше препятствовала ему в выполнении государственных обязанностей. Несколько совершённых им поездок по стране были спланированы таким образом, чтобы президентский поезд оставался в сравнительной близости от Вашингтона, а главное — на первый план нарочито выдвигались не агитационные, а деловые, инспекционные цели вояжей. Президент избирал для посещения прежде всего объекты военного строительства, учения воинских частей и т. п.
Волей-неволей он должен был делать уступки всё еще господствовавшим изоляционистским настроениям. Однажды он произнес: «Ваши парни не будут посланы на зарубежные войны».
Трактовались эти слова по-разному. Изоляционисты уверяли, что президент дал торжественное обещание не участвовать в мировой войне. Сторонники Рузвельта позже проводили противопоставление между «зарубежной войной», ведущейся между другими странами, и той, которая была бы начата в результате непосредственного столкновения Соединенных Штатов с какой-либо агрессивной державой, поясняя, что такая война уже не могла рассматриваться как зарубежная. Во всём этом было немало демагогии, но как можно было без нее обойтись в стремлении выиграть выборы?
В ходе предвыборной кампании тщательно сдерживаемые политические страсти выплескивались наружу. Сторонники обоих кандидатов обливали противников грязью. Временами возникало настолько напряженное положение, что в штабе Рузвельта даже не исключали возможности покушения на его жизнь и считали необходимым принять дополнительные меры охраны.
Предвыборную кампанию в полном смысле слова Рузвельт начал всего лишь за две недели до голосования, подчеркивая таким образом свою занятость ответственнейшими государственными делами. При этом президент не вступал в прямую полемику с соперником, игнорировал его высказывания, сосредоточившись на собственных достижениях в предыдущие годы, главным образом в области социальных отношений.
Особенно его беспокоила позиция Джона Льюиса. Будучи приглашенным на переговоры в Белый дом, председатель КПП начал разговор с жалоб, что ФБР следит за ним, подслушивает его телефонные разговоры, и вообще шел на конфронтацию. Отлично понимая, что договориться не удастся, Рузвельт изобразил удивление и высокомерно прервал разговор с рабочим лидером.
С этого времени опорой президента в рабочем движении становилась консервативная АФТ, а не более демократичный КПП, явившийся порождением «Нового курса», хотя некоторые профсоюзы, примыкавшие к КПП, вопреки позиции Льюиса перед выборами призывали к поддержке Рузвельта. Таковы были тогдашние парадоксы: сам ход событий, изменения в настроениях и действиях отдельных лиц оказывались сильнее, чем объективные процессы, которые очень трудно было оценить и тем более взвесить на аптекарских весах.
Выборы состоялись 5 ноября. Франклин ожидал их результата в Гайд-Парке. Здесь же он сам проголосовал вместе с матерью, женой и другими близкими. Вечером он перебирал свою коллекцию марок, одновременно слушая по радио сообщения о предварительных итогах голосования. Он уже давно прекратил планомерное пополнение коллекции — на это просто не было времени. Но марки, вместе со старыми географическими картами, оставались его первой любовью и в часы ожидания являлись средством успокоения, отвлечения от напряженных государственных забот. Впрочем, здесь тоже была государственная забота — почтовое ведомство посылало Рузвельту макеты всех подготавливаемых американских марок, он их тщательно изучал, давал рекомендации и, разумеется, оставлял и макеты, и готовые марки в своей коллекции.