Франкский демон
Шрифт:
Так или иначе, но эти двое показались Храмовнику очень подозрительными. Поговорить об этом с дамой Агнессой он не успел: скоропостижно скончался Бальдуэнет, и пришлось срочно собираться в дорогу. Однако теперь Жослена осенило: старик имел прямое отношение к смерти короля, а раз так, то...
«Нет! Караколь тут ни при чём! — вдруг ясно осознал гонец. — Это он! Это тот проклятый старик с перстнем! Ну, конечно, как я сразу не догадался? Ведь он — колдун! Или... демон?!»
Едва Жослен подумал так, враг понял, что раскрыт, и вместо обычного человеческого голоса рыцарь услышал сразу множество исходивших со всех сторон звуков: змеиное шипение, рычание льва и вой гиены. Но исчадие ада не смогло провести Храмовника. Теперь он знал,
— Я не боюсь тебя, Люцифер! Ты боишься меня! Уходи прочь, я не стану с тобой сражаться! Ты слаб! Ты не смог обмануть меня, где уж тебе одолеть меня в поединке? Ты проиграешь! Ты уже проиграл!
Вновь послышалось змеиное шипение, но сквозь него до Жослена всё же донеслись звуки родной французской речи:
— Ты — слепец! Ты слепец, и неведомо тебе, что нынешняя твоя победа — твоё завтрашнее поражение, а моё сегодняшнее поражение — моя завтрашняя победа. Ибо, чем выше поднимешься ты, тем вернее разобьёшься, рухнув с высоты. Знай, тот город, что видел ты, — не Мегиддон, и не Содом, и не Иерихон, то Святой Град Господень — Иерусалим! И пожар, что узрел ты, не есть пламень прошлых веков, а огонь, что в слепой гордыне возжигало племя твоё! В нём и погибнет оно, сгорит, обратится в дым и в синеве небесной истает без следа! Не останется даже и памяти о нём! Ты спрашивал, кто я? Так знай! Я — ангел Господень! Я — посланец его и пришёл изречь обречённым слово его! Ты слышал его, так устрашись же и беги, пока ещё не поздно! Своим мечом франки выроют себе могилу, а ты станешь похоронщиком собственного отца! Я всё сказал тебе. Так прощай же, глупец!
— Тебе не одурачить меня! — воскликнул обескураженный рыцарь. — Мой отец Тибо де Валь-а-Васар умер давно, ещё до моего рожденья! А моя мать...
— Горе тому, кто слеп! — безжалостно ответил голос.
— Эй, ты! Ты! — завопил Жослен. — А ну-ка стой! Не смей исчезать! Скажи мне! Скажи мне, кто...
Он умолял и грозил, но напрасно, сатана не откликался, он оставил рыцаря, посеяв в душе его смятение. Но всё же одно было хорошо, силы зла отступили. В подтверждение того тьма рассеялась, пылавший вдалеке город исчез, солнце ушло, утонуло за горами, растворилось в мареве над Мёртвым морем, оставив после себя только зарево. Впереди на далёком холме Жослен увидел замок размером не более чечевичного зерна. Гонец пришпорил жеребца, и конь, которого рыцарь, как мог, щадил в безумной скачке, понял, что настал его черед.
Едва рассвело, один из стражников на северной стене Керака, бросив привычный взгляд на пустынные холмы, замер, потом отвернулся, но, спустя немного времени, вновь посмотрел в том же направлении и перекрестился.
— Смотри-ка, Симон, — окликнул он одного из товарищей и указал на дорогу: — Никак чёрный рыцарь?
— Болтаешь! — рассердился солдат. — Взбрело с перепоя!
— Какого перепоя? — искренне обиделся тот. Понять его можно — когда это кому что-нибудь мерещилось от ковша воды? — Протри глаза! Я верно говорю!
Симон всё же последовал совету и, открыв рот, проговорил: — Точно...
Тут одетого во всё чёрное всадника, бессильно припавшего к гриве идущего шагом вороного коня, заметили и остальные.
— Демон! — Многие в суеверном ужасе закрестились. — Чур меня, чур!
— Сарацин!
— Мёртвый?
— К нам идёт? — воскликнул кто-то не то со страхом, не то с удивлением и в следующее мгновение добавил, расплываясь в дурашливой улыбке: — Да это же Бювьер!
Конь, точно услышав собственное имя, — чего никак не могло произойти на таком расстоянии, — остановился и закивал головой, а всадник, сидевший на нём, неожиданно встрепенулся и, медленно, точно поддерживаемый чьими-то невидимыми руками, сполз с седла на землю.
Стражники всполошились, старший помчался докладывать марешалю, тот
— Король скончался.
Когда утихли возгласы гурьбой обступивших Храмовника воинов, он облизал губы и попросил:
— Пусть все уйдут, государь.
— Отойдите все, — приказал Ренольд и, когда солдаты исполнили повеление, обратился к Жослену: — Говори.
— Её сиятельство графиня Агнесса послала меня сказать, чтобы вы немедленно выступали в Иерусалим.
Князь всё понял.
— А остальные? — спросил он.
— Какой сегодня день?
— Четвёртый от календ [94] .
— Успел, — блаженно улыбаясь, произнёс гонец. — К тамплиерам и патриарху послали. В Декадой тоже. Не теряйте времени, мессир.
Времени не терял никто, кроме разве что бальи Иерусалима, графа Раймунда. И очень зря, потому что его коллега-попечитель и не думал уезжать из Акры. Вверив тело умершего монарха тамплиерам, которые и повезли скорбный груз в столицу, граф Эдесский принялся действовать решительно, как никогда прежде.
94
29 августа 1186 г.
Как ни мала была дружина, находившаяся в распоряжении сенешаля, как ни скромен отряд коннетабля Аморика, вызванного в Акру Раймундом, всё же соединённых сил сторонников Куртенэ оказалось достаточно, чтобы именем королевы Сибиллы захватить Тир и Бейрут, главные прибрежные города, расположенные к северу от второй столицы. Теперь лишь один Сидон контролировался сторонником Раймунда, бароном Ренольдом.
В Иерусалим входили войска сеньора Петры и графа Аскалона, стягивали силы храмовники. Магистра братства святого Иоанна известие о смерти Бальдуэнета застало в главной резиденции Госпиталя. Город бурлил, как горная река весной. Общественное мнение явно склонялось на сторону старшей дочери короля Аморика: трое из четырёх жителей хотели видеть королевой именно её. «Королева Сибилла! Да здравствует королева Сибилла!» — кричали они всё чаще.
Королева? Между ней и короной теперь стоял лишь один человек — глава иоаннитов Рожер де Мулен.
А раз так, можно сказать, что трон находился всего в нескольких шагах от Сибиллы. Несмотря на то что сама она, слабая женщина, со свитой оставалась в королевском дворце, набольшие мужи Утремера, желавшие видеть её своей госпожой, собрались во дворце патриарха, то есть не более чем в сотне туазов от резиденции госпитальеров, где находился недостающий ключ. И что ещё более обидно, для того, чтобы доставить хозяина в Церковь Святого Гроба Господня, где и полагалось происходить коронации, коню магистра Рожера пришлось бы сделать всего десяток-другой шагов, так как эта самая церковь находилась рядом с Госпиталем. Однако, к немалой досаде Ираклия, его вельможных гостей и принцессы, отправляться в столь «далёкое» путешествие третий ключник не спешил.
К нему, естественно, посылали, и не раз. Патриарх не погнушался лично поинтересоваться намерениями мэтра Рожера и использовал, казалось, уже всё своё безграничное обаяние, дабы уговорить его составить себе компанию в богоугодном деле, негоже, мол, государству оставаться в такой острый момент без короля, так оно-де всё равно, что тело без головы, что войско без знамени. Когда магистр иоаннитов напомнил Ираклию клятву, данную Бальдуэну ле Мезелю, верховный святитель Утремера счёл это за издевательство, но стерпел, предложив собственные услуги для того, чтобы разрешить магистра от клятвы и таким образом снять с его души тяжкий груз.