Франт 4
Шрифт:
— О, Меркут, ты такой трогательный, когда, как и в детстве, с упоением погружаешься в свою любимую Историю. Забавнее этого, пожалуй, только когда ты с той своей Математикой возился, — не взирая на несерьёзность, Ловиль IV весьма прониклась речью самого близкого ей человека, а точнее тем, что увидела реальные эмоции, которые редко когда удавалось лицезреть не столь недалёкой, как может показаться, женщине на лице своего возлюбленного. Однако следовало поддерживать образ, поэтому пусть и увела опасную тему в сторону, но тон избрала весьма легкомысленный. — Но не стоит меня пугать упущениями прошлых поколений, да и кроме того: что в прамир однажды явились гости со звёзд и угнетая Магию обессиливали тамошних истинных магов — мы мало что знаем. Поэтому, прошу
— Не буду, Ловиль, не буду, — тепло улыбнувшись, очевидно припомнив неординарного старика, Меркут Ройзенг всё же принял к сведению, что эта женщина, его отношение к которой можно смело назвать если не любовью, то пусть и несколько странной, но весьма глубокой привязанностью, вполне осознала опасности тех путей, на которые её может сподвигнуть беспечность с излишней самоуверенностью, как видно, усугублённые лелеемой в империи пропагандой, сыгравшей злую шутку с её подданными. Теми, которые если и помнит что-то о страшных событиях почти вековой давности, то скорее всего бравые речёвки и лживые сводки, под которыми венценосные предшественники Ловиль все эти годы старательно хоронили истину. Благо хоть не додумались культ из «победы» делать, наверное лишь потому, что именно на победу, это вот торжество дипломатии натянуть никак не выходило, а то бы отличная подмена идеологии вышла. А раз «рыжая» ушла от темы, то и «серый» не стал за неё держаться, но на заметку всё же взял то, за чем стоит впредь проследить. — Ты как всегда, душа моя, обозвала деда так же, как и окружающие, а в отличие от отца, Самуил Ройзенберг очень не любил, когда коверкали его настоящее имя. Но не станем ворошить прошлое, пусть и продолжая помнить его уроки, а вернёмся к настоящему. Франт, уверяю тебя, Ловиль, всего лишь проныра и ловкач. Что, безусловно, не отменяет его выдающегося владения мечом. Но он никак не дракон, не его хозяин или раб, по той простой причине, что все эти росказни о драконах — всего лишь далёкие от реальности элементы игры, в той или иной мере выгодной разнообразным силам. Ты и сама знаешь, что мы иногда подогреваем эти слухи для достижения нужного нам эффекта, особенно во взаимоотношениях с Заливными.
— Ну хорошо, а как же невероятная магическая сила мальчишки? Ведь он далеко не сильный рыцарь, как при поступлении в Академию, а едва ли не командор! — припомнив с чего начался разговор, рыжая вновь рьяно взялась спорить с неуместно спокойным собеседником.
— А вот тут, милая, следует как следует, уж прости за каламбур, поспрашивать Ровскую! Ту, которая и стала источником всей этой, очевидно, дезинформации, приведшей нас к ошибочным выводам. Хорошенько поспрашивать, дабы прояснить: за кого и как давно она играет! — недобро сощурившись и добавив, куда уж больше, но льда в голос, проникновенно заговорил внук человека со столь нетипичной для этого мира фамилией. Ну а так как Математика, если судить со слов давно знающей его женщины, ему всегда давалась, то сложить 2 и 2 для него не было проблемой, поэтому ответы на свои вопросы он примерно уже представлял, хоть и не высказывал их вслух дабы, не ввергать в истерику свою монаршую подопечную, однако всё же озвучил некоторые подозрения, пусть и достаточно завуалированно. — Ну а заодно и выяснить, что это за проклятие такое в Академии вдруг появилось, и отчего это Ровская до сих пор занимает место ректора, когда НАШ человек в панике сняла свою кандидатуру, а ставленицы Домов — кто в недоумении, кто осторожно выжидает.
— Действительно. Хорошо, что все остальные лишь для виду блюдут интересы Домов, а на самом деле — наши. Но всё равно! Займись этим, Меркут. Я и так невероятно занята, — хоть после беседы с любимым, традиционно уверенным в себе и всегда способным найти нужные слова, Ловиль IV практически успокоилась, но всё ж расшатанные нервы требовали чего-то большего. — Что ж, милый, пожалуй стоит ещё раз
— Ну, и долго ты будешь претворяться? — свалив красноволосую на свою постель и плюхнувшись в кресло, когда налил себе Миримбового сока, наконец поинтересовался я.
— Я без чувств, — послышалось мне из подушки, где оказалась красивая мордашка.
Детский, блин, сад. Ещё и задницу выпятила. И удобно, спрашивается, так лежать?
— Ага-ага, — скептически я дал оценку актерскому мастерству в этом фарсе. — Ты в сознании была уже спустя менее чем полминуты после падения там у роз, и наверняка была свидетелем нашего разговора с Клемен, так что всё прекрасно слышала и знаешь: зачем я тебя унес оттуда. Прекращай придуриваться, подъем!
— А ты бить не будешь? — с затаённой надеждой пропищали из подушки, ещё сильнее отставив зад, когда я видя, что конструктивом тут и не пахнет, грозно рявкнул в конце.
— Развлечения после, сначала дело, — удержал я таки порочного демона в себе. Ну ладно-ладно, лень шевелиться попросту. Удобно же сижу и сок ничё такой, освежающий.
— Откуда ты знаешь?!! Ты! Я тебя… Ты…
— Молчать! — влепил я пощёчину Милен, вскочившей после моих слов о развлечении, когда она чуть не сверкая молниями из глаз и вся вскипев от гнева готова уже была кинуться на меня с когтями наголо. — Всё, пришла в себя?
— Да, милый, — кротко пролепетали мне в ответ. Мама мия, на что я подписался?
— Отвянь! — снова пришлось повысить голос и усадить её обратно на кровать, когда эта негодница, с невинным видом присела на мои колени и как пай-девочка сложила ладошки на своих. — Сказал же: развлечения позже. Да и девушка у меня есть. Закончились мои холостяцкие похождения. Эх(вроде как радостно).
— Так давай её… того, — и это вот «того» могло означать что угодно от кинжала, яда, удавки, тазик, блин, на ноги и в реку, до приобщим, опоим, одурманим, уболтаем и хз ещё что такое. Говорил же, больная девочка.
— Давай вернёмся к этому после, — осторожно ответил я на рацпредложение Мили. — Тем более, я полагаю, ты вскоре поменяешь свои предпочтения и не будешь более рабыней своих пороков. Но это не точно.
— Не хочу я не быть тем, кем есть. Мне хорошо! — снова принялась ластиться эта, обуеваемая своими гипертрофированными пороками, изодравшими ей душу, бедняжка. Чему, к слову, есть вполне конкретная причина.
— После! — громко распорядился я, не терпящим возражений командным голосом.
— Слушаюсь! — был мне ответ, а я скривился как от лимона. Она-то может и серьёзно, но меня это слегка коробит, пусть и, как оказалось, что-то там где-то глубоко начинает тешить. Проклятый Хаос!
— Итак, Милен, твои планы на жизнь, чаяния и устремления, цели и самые потаённые желания? Про пороки опустим, — поспешил я добавить, прервав уже набравшую было полную грудь коасноволоску и готовую излить на меня килотонны своих сексуальных фантазий и фривольных задумок.
— Ну… не знаю, — разочарованно промямлила красноволоска, колупаясь пальцем в подушке. — Трон мне вроде бы не нужен, а…
— Чего! — ошалел я от «вотэтапаварота». — Какой ещё, гильотину вам в патентное бюро, трон? Ты что несёшь!
— Ты чего, Франт, совсем что ли с дуба? Ты вообще в курсе: кто я? — был мне довольно непосредственный ответ от той, кого я привык видеть если не артистично-язвительной, то всегда сдержанной, но никак не такой вот свойской и шебутной, что ли.
— Вот только не говори, что когда ты Ивон называла сестрой, это было не в шутку.
— Здрасссьте… Я Милен Серогорская, а Ивон моя кузина. Ловиль — тётка.