Фредди Крюгер и Железная Леди
Шрифт:
— В Париж! — не раздумывая, ответил Крюгер.
— Понимаю. С вашими талантами там есть, где развернуться.
— Да. Поброжу по знаменитым кладбищам, загляну в Парижскую Оперу…
Крюгер не подозревал, что их разговор с голландцем до последнего слова улавливается Терминатором, который терпеливо накапливал и анализировал все звуки, раздававшиеся на корабле. Они поступали к нему в компьютер через сверхмощную приемную антенну, направленную в сторону преследуемого корабля.
Прошло много дней.
Летучий Голландец
Приближались берега Франции.
Вечерело.
Фредди Крюгер стоял, облокотившись о борт корабля, и вглядывался вдаль, где приветливо мигали огни материка. Капитан Летучего Голландца был за штурвалом.
Вдруг Крюгер изменился в лице и коротко вскрикнул.
— Что с вами? — спросил голландец.
Фредди держался за виски, силясь понять, что происходит.
— Кажется, кто-то вызывает меня в свой сон… — пробормотал он сквозь зубы.
Его начало трясти. Он завертелся на месте. С каждым мгновением скорость вращения нарастала. И вот уже там, где он только что стоял, закружил столб черной пыли.
Капитан Летучего Голландца с интересом наблюдал, как образовавшийся на палубе смерч перекинулся за борт корабля и огромным веретеном стремительно полетел в сторону побережья.
Книга 5
Торжествующий Дон Жуан
Глава 1
Крюгер в Парижской Опере
В Парижской Опере был аншлаг. Давали «Фауста» Шарля Гуно.
В партии Маргариты выступала восхитительная и неотразимая Кристина Доэ. Злые языки утверждали, что в ее любовниках числится сам Призрак Оперы. Однако никто не мог привести тому доказательств, да и существование самого призрака оставалось еще под большим вопросом; музыкальные критики склонялось к мысли, что слухи о пресловутом призраке распространяются исключительно с целью рекламы и не без ведома директора Оперы.
Второе действие было в самом разгаре. Затаив дыхание, взволнованная публика следила за мучениями Зибеля — приятеля Маргариты, который был в нее тайно влюблен. Он рвал в саду цветы, чтобы преподнести их любимой девушке, но по воле Мефистофеля они увядали в его руках. Зибель, партию которого по весьма странной прихоти композитора неизменно исполняла женщина — меццо-сопрано — плакал, ругался, понося всех святых, и вскоре в саду на сцене не осталось ни одного несорванного цветка. Увидев, что рвать больше нечего, Зибель наконец угомонился, вытер слезы и скрылся за занавесом.
Виконт де Шампиньон пожалуй был единственным из зрителей, кого совершенно не трогали терзания несчастного влюбленного, впрочем, как и все остальное, происходившее на сцене. Уже с середины первого действия он недвусмысленно клевал носом, а к началу второго его прямо-таки тянуло положить голову на плечо своему соседу справа.
Де Шампиньон забрел на оперу не столько потому, что был большим поклонником шедевра Гуно, — просто ему хотелось поглазеть на великолепную Кристину Доэ, а при случае — чем черт не шутит! — и прошмыгнуть к ней в уборную. Но после вчерашнего банкета в замке маркиза де Помпидура у виконта так шумело в голове и слепило в глазах, что вскоре он совершенно забыл о пикантной цели своего появления в Опере.
Все эти двоящиеся в глазах мефистофели, фаусты, зибели, валентины, маргариты кружились перед ним назойливой орущей толпой, сливаясь в неразличимую пеструю массу, и порождали у виконта только одно желание — зарыться с головою в подушку.
После сцены с Зибелем виконт де Шампиньон решительно поднялся со своего места и стал пробираться к выходу. При этом он ежесекундно падал на колени дамам своего ряда, выбивая у них из рук бинокли, и, когда его с негодованием отталкивали, наваливался на противоположный ряд и портил прически впереди сидящим. За виконтом тянулся шлейф возмущенного шепота и скрип кресел.
Позорное бегство де Шампиньона очень обрадовало сидевшую позади него представительную, увешанную бриллиантами даму. Теперь она могла следить за сценой спокойно, без того, чтобы постоянно елозить в кресле, стараясь хоть что-нибудь разглядеть за качавшейся из стороны в сторону спиной виконта.
Но знатную даму ждало новое разочарование. Стоило ей на секунду прикрыть глаза, чтобы промокнуть их надушенным узорным платочком, как, раскрыв их вновь, она с изумлением увидела перед собой спину человека в шляпе и плаще, который неизвестно каким образом успел очутится на пустующем месте. От человека исходил невыносимый запах свежевыпотрошенной рыбы.
Из плоской груди потомственной театралки вырвался вздох негодования. Кто посмел пропустить в этот божественный храм искусства какого-то немытого рыбака, который будто только что вернулся с промысла, не соизволив даже переодеться!
Скорчив недовольную мину, она постучала сложенным веером по плечу неизвестного и, наклонившись вперед, зло прошептала:
— Снимите шляпу, мсье.
— Но, мадам, разве мы на похоронах? — рассеянно произнес Фредди Крюгер, оборачиваясь к ней всем телом и проводя кончиками лезвий по виску. — Или здесь устроили поминки?
Бросив взгляд на его изуродованное лицо, дама завизжала от ужаса и омерзения, да так громко, что с нее градом посыпались бриллианты. Ее долговязые дочери, сидевшие по обе стороны возле своей мамаши, забились в истерике.
В партере поднялась паника. Все повскакивали со своих мест.
На сцене в недоумении замерли Мефистофель и Фауст.
Со всех сторон по залу понеслись возгласы, достойные лучших пьес театра абсурда.
— Что случилось?
— Какой-то дамочке привиделась мышь?