Френки и Майкл
Шрифт:
Напротив, он выбрал ту единственную точку на каменной равнине, где ничего не происходило.
Он не хотел быть здесь и не хотел, чтобы здесь вообще что-либо было.
Это был сенатор Густаво Матиас, глава сенатской комиссии по надзору за федеральными тюрьмами.
Генерал вернул наушники на металлический корпус рации, но лицо его не изменило своего выражения. Было неясно даже, слушал ли он или просто терся ухом о прорезиненную поверхность.
Людей вокруг было так много, и все они находились в движении;
Что-то большое и темное возвышалось в центре суживавшегося кольца военных. Словно каменный нарост в центре пустыни. Корпуса со слепыми окнами, сторожевые вышки.
Солнце садилось все ниже, и серые здания купались в кровавых солнечных лучах.
Пока что в солнечных лучах.
Тюрьма Сокорро, исправительное учреждение специального назначения. Еще вчера она находилась под особым патронажем ведомства национальной безопасности.
Сегодня правительство бросило батальон сухопутных войск, чтобы стереть ее с лица земли.
Моя партнерша Франсуаз Дюпон шагнула из джипа и, приложив руку козырьком к глазам, окинула пустыню неодобрительным взглядом.
– Они хотят штурмовать тюрьму? – спросила она. – Глупцы.
Я захлопнул за ней дверцу.
На мгновение я задержался возле автомобиля.
Меня беспокоили два вопроса. Стоит ли снимать солнцезащитные очки, если спускаются сумерки, и можно ли оставить наш джип там, где так много незнакомых людей.
Что, если они его угонят?
Франсуаз решительно направилась вперед, перешагивая через камни, в твердой уверенности, что стоит ей обернуться, как я тут же окажусь рядом.
Люди перемещались вокруг с такой суетливой целеустремленностью, словно приехали сюда из военной базы на берегу Рио-Браво дель Норте только затем, чтобы не стоять на месте.
Наверное, так должен выглядеть изнутри горящий муравейник, если бы кто-нибудь вывернул его наизнанку.
Человек с нашивками заместителя командира батальона приблизился к моей партнерше, что-то говоря; девушка нетерпеливо отмахнулась, и человек кубарем отлетел, словно от крепкой пощечины.
Франсуаз умеет разговаривать с людьми.
Генерал Бретон стоял, неестественно высоко подняв плечи, словно боясь, что стоит их опустить, как звезды с его черно-зеленых погон посыпятся на землю.
И где-то он был прав.
Я мало что понимаю в том, как проводить крупномасштабные военные операции. Зато я твердо знаю, что гораздо лучше не проводить их вовсе.
Согнать вместе тысячи людей и дать им в руки оружие – это самый простой способ убить и покалечить эти тысячи людей.
Но есть те, кому массовые бойни доставляют удовольствие; это странно, но гораздо удивительнее то, что еще больше найдется людей, которые готовы участвовать в таких бойнях в роли пушечного мяса.
Обычно они даже не знают, за что воюют.
Генерал Бретон взглянул на нас так, как военные всегда смотрят на штатских – с чувством ненависти.
Военные считают, что единственное место гражданских – в графе «потери среди населения».
Если бы в мире были одни штатские, не существовало бы войн; может ли военный перенести такую ужасную перспективу?
Бретон открыл рот, чтобы приветствовать нас; что бы он ни собирался произнести, эти слова умерли одновременно с его добрыми к нам чувствами.
Если таковые были.
– Что это за балаган? – резко спросила Франсуаз.
Генерал Бретон ощутил себя сперва полковником, потом майором, затем капитаном и наконец полковым поваром.
Когда человека срывают с нагретого кресла в военной базе и бросают через сотни миль каменной пустыни, чтобы штурмовать и любыми средствами захватить объект, охраняемый не хуже любого форта, – при таком раскладе служака рассчитывает, что хотя бы будет командиром своим солдатам.
Однако Франсуаз полагает, что везде, где она ни появится, руководить должна она.
Бретон не нашелся что ответить; он не мог позволить себе послать Франсуаз к дьяволу, хотя, видит бог, именно этого он и хотел.
Но он еще не был готов и унизиться настолько, чтобы давать отчет штатским. Тем более жителям другой страны.
Чутко почувствовав слабину, Франсуаз перешла в наступление.
– Сенатская комиссия выдала ордер на задержание Ортеги Илоры, коменданта этой тюрьмы, – отчеканила она. – Почему вы не арестовали его, когда он находился в городе? Какой недоносок позволил ему окопаться в собственной тюрьме, которую он превратил в крепость?
Генерал Бретон положил руку на пояс.
То ли ему срочно потребовалось подтянуть штаны, то ли он был близок к тому, чтобы выхватить пистолет и застрелиться.
Маленький человечек, стоявший в стороне, задергался, закрутился на одном месте. Острое нежелание вмешиваться боролось в нем с болезненным чувством политика, привыкшего спускать на тормозах любой конфликт прежде, чем его самого спустят в мусоропровод.
– Никто не мог предположип что так получится, мадемуазель Дюпон, – проговорил он, хватая себя за пальцы. – Кто мог предположить…
– Тот, у кого в голове мозги, а не овсяная каша. – отрезала девушка.
Она склонилась над картой, не обращая внимания на то, что едва не сбила Матиаса с ног своими крепкими ягодицами.
– Здесь неверно, – бросила она. Девушка вынула из внутреннего кармана карандаш и короткими движениями стала наносить исправления. Один из помощников генерала с вниманием следил за ее действиями.
Я остановился в нескольких шагах от генерала и, сняв солнечные очки, не без сожаления отправил их в карман.