Фрэнсис Скотт Фицджеральд
Шрифт:
Тем не менее с журнальным заработком и надеждами на доход от романа можно было жить, загорать, плавать, ездить по чудесным окрестностям. И работать. Разделавшись на журнальные заработки с долгами, кое-что отложив на Европу, Фицджеральды уезжают.
В Париже они неделю ищут няню для Скотти, а потом перебираются на Французскую Ривьеру, недалеко от Сен-Рафаэля. Поначалу ФСФ очень хорошо там, и восторженные письма летят в Америку. Чуть ли не единственный раз в жизни он совершенно властен над своим временем и силами, неделями никто не появляется и не мешает ему работать. Но…
Скотт уже пишет «Великого Гэтсби», одновременно занимаясь неизбежной поденщиной, живет, как он признавался, в романе. А вот Зельде занять себя нечем. Срабатывают привычки юности, и она затевает
Там, на Ривьере, Скотт встретил своих друзей Джеральда и Сару Мэрфи, которых позже сделает не прототипами, а скорее моделями Дика и Николь Дайвер в «Ночь нежна». (Он часто позволял это себе: в «Молодом богаче» описал своего близкого университетского друга Ладлоу Фаулера, сознался ему в этом и покорно принял все исправления, которых Фаулер потребовал.) На приемах Мэрфи бывали Пикассо, Коул Портер, Фернан Леже, Джон Дос Пассос и другие знаменитости. Мэрфи были богаты, щедры и верны в дружбе.
Уже написан «Гэтсби»: шлак и розы
ФСФ рвался писать романы, но лишь «По эту сторону рая» продавался достаточно хорошо. Трудно вообразить сейчас, что третий его роман, безусловный шедевр, стал популярным только спустя немало лет после его смерти. Поддерживать стиль жизни, полагавшийся звездам нью-йоркского света, Скотт мог лишь благодаря непрестанным займам у агента, Гарольда Обера, Перкинса и многих других. К этим расходам стали добавляться и все возраставшие счета за лечение Зельды. В своем позднем рассказе «Финансировать Финнегана» он описал и это. Богатые, богатство, растлевающая аура денег и вседозволенности – Фицджеральд ушел гораздо дальше обычных обличений, ища способ художественного отражения этих впечатлений. Как писал тот же Уолтер Аллен, «Великий Гэтсби» не только вобрал в себя (причем с исключительной экономией изобразительных средств) «век джаза», но и включил эту эпоху в общий курс американской истории» [26] [1, 263]. Сейчас русский читатель воспринимает эту книгу совсем не как американский роман, хотя он не перестает им быть. Что такого есть в этой книге, чего мы сейчас не отыщем в нашей нынешней жизни?
26
Перевод А. Мулярчика.
Для молодых американцев Среднего Запада Нью-Йорк был тем же самым, чем Париж для персонажей Генри Джеймса, – тот же прекрасный ад, и Гринвич-Виллидж был ничем не хуже Монмартра. Джей Гэтсби, герой романа ФСФ, которого никак не могут увидеть пьяные гости на его громадном приеме, родом из Миннесоты, но им проще представить его то бывшим студентом Оксфорда, то немецким агентом, то гангстером или бутлегером. Когда рассказчик наконец знакомится с ним, то его потрясает именно обыкновенность – но не заурядность – этого молодого человека со старой душой.
Ко времени появления романа «Великий Гэтсби» Фицджеральда уже прочно связывали с эпохой, давшей ему славу и место в американской литературе. Поэтому новый его роман для многих поколений читателей – это прежде всего жестокая, печальная и элегантная сказка «века джаза», костюмная драма, украсившая бытовое убийство. Писатель и эпоха, в которую взошла его звезда, настолько отождествились в массовом представлении, что и книгу, оказавшуюся высшим завоеванием Фицджеральда, читали как еще одну грустную историю «века джаза», хотя ее проблематика намного сложнее. Сейчас она уже и не читается как американский роман – в ней нет ничего, что не узнает и не назовет другим именем наш современник.
Золотой Берег Лонг-Айленда «ревущих двадцатых», начинающий становиться роскошным и престижным, – место действия романа. Книга, как и почти все книги ФСФ, вписана в жестокую социальную историю Америки – процветающей, взрывающей удивительным джазом, неслыханной свободой женщины, легендарной и завораживающей в своей беспощадности преступности. Реалистическая литература научила ФСФ вниманию к деталям, приметам и символам эпохи, но они служат ему для другой магии. Начиная с одной из самых культовых вещей американца – с автомобилей, он увлекает читателя куда более значительной темой – культурой преступления, оплатившей самодовольную в своей роскоши машину Гэтсби «цвета густых сливок» и весь его дворец с бассейном, розарием, розовые костюмы и тысячу рубашек с монограммами. Одна из разгадок близости Фицджеральда нашему времени именно в том, что кричащая роскошь 1920-х в этом романе постепенно теряет специфику – она перекликается с любым веком, в том числе и с нашим, его контекст становится контекстом эры, а не эпохи.
ФСФ прекрасно знал эти места, эти дома и их владельцев; декорации «Великого Гэтсби» списаны с натуры, историки легко привяжут их к реально существовавшим особнякам и усадьбам. Вандербильты, Морганы, Уитни, Пратты, Херсты – все они строили на Золотом Берегу свои фешенебельные дома, замки в средневековом и восточном стиле, со вкусом и без, и во многих из них Фицджеральд бывал, как один из тех гостей, список которых в романе приведен с жестокой насмешкой. Рассказчик, Ник Каррауэй, долго держится в стороне от этой жизни, хотя живет рядом с дворцом Гэтсби – в «крытой толем хибарке» со служанкой-финкой, стареньким «доджем» и возможностью, «помимо вида на море, наслаждаться еще и видом на кусочек чужого сада и приятным сознанием непосредственного соседства миллионеров – все за восемьдесят долларов в месяц». Пролог служит еще и для того, чтобы утвердить сходство автора и героя-повествователя: оба молоды, оба южане, оба учились в университетах «лиги плюща», оба усердно работают, стараясь добиться успеха и независимости. Но чем дальше, тем очевиднее сходство автора и с главным героем, Джеем Гэтсби, особенно в самых фатальных событиях их биографии. ФСФ отдает Гэтсби службу в армии, хотя и куда более примечательную, чем его собственная. Он отдает ему встречу Бедного Офицера («Младший лейтенант Фицджеральд! – Сэр! Есть, сэр!») с Богатой Девушкой и свою отчаянную борьбу за богатство любой ценой, которое должно купить ее интерес и любовь к нему.
Подобно Нику, Фицджеральд, правда, намного раньше поддался соблазну восхитительно легкой и внешне безмятежной жизни; но богатых он не обожествлял – здесь сходство с Гэтсби нарушается. «Век джаза» уводил его все глубже в один из своих мучительных конфликтов: женщина, которую он любил, обрекала его жить ради всего, что он, в сущности, презирал. Повторим – других героинь у ФСФ не было.
Вот и родственница Ника, Дэзи Бьюкенен, та самая Богатая Девушка, и ее подруга, профессиональная гольфистка Джордан Бейкер, с которой у Ника завязывается роман, – предательницы или жертвы.
Среди самых сильных сторон романа Фицджеральда – пейзажи. Утомительные нью-йоркские пригороды, начинающий становиться фешенебельным Лонг-Айленд и та самая «Долина Шлака» на полпути между Уэст-Эггом и Нью-Йорком. Больше всего она напоминает «Бесплодную землю» (Waste Land), поэму Т. С. Элиота, которая, кстати, уже была напечатана в 1922-м. «Бесплодные скитания под знаком неизбежного возмездия за растрату жизни» (В. Муравьев [6, 162]), упоминания о Тримальхионе, которого все время вспоминает и ФСФ, – перекличка сознаний выдающихся авторов века, родственных в ощущении времени. Гигантский пустырь, вывал серого шлака, отделяющий приморский поселок миллионеров от Нью-Йорка, постоянное напоминание о прахе и аде [27] .
27
Среди первых вариантов названий романа были «Среди миллионеров и шлаковых куч» и «Тримальхион из Уэст-Эгга».