Фрейд
Шрифт:
Среди расстраивающих комплексов наибольшую силу имеют комплексы „самоотношения“ (личные, семейные, профессиональные).
Имя, которое, имея несколько значений, принадлежит в силу этого к нескольким кругам мыслей (комплексам), нередко, будучи в связи одного рода мыслей, подвергается расстройству в силу принадлежности к другому, более сильному комплексу.
Среди мотивов подобного расстройства явно видно намерение избежать то неприятное, что вызывается данным воспоминанием» [140] .
140
Там же. С. 143.
Главы,
Последующие главы — «Забывание впечатлений и намерений», «Действия, совершаемые по ошибке» и т. д. — также в основном строятся на историях из жизни автора и их анализе. При этом Фрейд приходит к выводу, что «…положение о том, что случайные действия являются в сущности преднамеренными, вызовет меньше всего сомнений в области сексуальных проявлений, где граница между этими категориями стремительно стирается». И тут же приводит пример, доказывающий этот тезис: «В одном близко знакомом мне доме я встретился с приехавшей туда в гости молодой девушкой; когда-то я был к ней не совсем равнодушен, и хотя я считал это делом давно минувшим, всё же ее присутствие сделало меня веселым, разговорчивым и любезным… В это время в комнату вошел ее дядя, очень старый человек, и мы оба вскочили, чтобы принести ему стоявший в углу стул. Она была быстрее меня, — и вероятно ближе к объекту, — схватила кресло первая и понесла, держа его перед собой спинкой назад. Так как я подошел позже и всё же не оставил намерения отнести кресло, то оказался вдруг вплотную позади нее и охватил ее сзади наперед руками так, что на момент они сошлись впереди, у ее бедер. Конечно, я прекратил это положение столь же быстро, как оно создалось. По-видимому, никто и не заметил, как ловко я использовал это неловкое движение…»
Можно, конечно, спорить, идет ли в данном случае речь об ошибочном действии или о злоупотреблении молодым Фрейдом ситуацией, но бесспорно, что все эти истории довольно занимательны и легко прочитываются.
В сущности, успех «Психопатологии обыденной жизни» (пришедший, как и к другим сочинениям Фрейда не сразу) был в значительной степени обусловлен, с одной стороны, тем, что Фрейд говорил в ней о хорошо знакомых почти всем явлениям и предлагал читателю под новым углом взглянуть на собственную жизнь, а с другой — занимательностью изложения. По сути, книга построена по тому же рецепту, что и рассказы Конан Дойла о Шерлоке Холмсе, или, если угодно, такие популярные телесериалы 2000-х годов, как «Доктор Хаус» или «Обмани меня»: читателю предлагается некий реальный случай, таящий в себе психологическую загадку, а затем появляется проницательный доктор Фрейд, который эту загадку разгадывает. Кстати, когда в 1913 году в Англии вышли первые переводы книг Фрейда, пресса стала называть его «Шерлоком Холмсом мозга». Эрнест Джонс считал это сравнение пошлым и оскорбительным, но самого Фрейда оно, похоже, не возмущало, а, напротив, даже где-то льстило ему.
Завершается «Психопатология обыденной жизни» выводом о том, что неврозы и истерия являются своего рода аномальным продолжением обычной психической деятельности человека, вечном конфликте между сознательным и бессознательным, а потому «граница между нормальным и ненормальным в области нервозности не прочна и… все мы немного нервозны».
Всё дело даже не в интенсивности симптомов, а в том, какие
Работу над «Психопатологией обыденной жизни» Фрейд закончил в феврале 1901 года, и в июле и августе того же года это произведение было опубликовано в двух номерах «Ежемесячника по психиатрии и неврологии». Но еще до выхода первых оттисков журнала Фрейд отправляет письмо Флиссу, из которого явственно следует, что их дружеские отношения подходят к концу.
«Ты выступаешь против меня и говоришь, что „тот, кто читает мысли, на самом деле проецирует собственные мысли на других людей“. Это значит, что вся моя работа бесполезна. Если ты так думаешь обо мне, то просто выбрось мою „Психопатологию“, не читая, в мусорную корзину. Она полна ссылок на тебя — явных, говорящих о том, что какой-то материал принадлежит тебе, и скрытых, связанных с твоим влиянием на мои мотивы», — говорится в письме.
Отсюда становится ясно, что причиной того, что Фрейд называл «отдалением друг от друга», была не только и не столько жена Флисса Ида, считавшая, что связь Фрейда и Флисса приобретает «странный характер» и начинает мешать ее браку, сколько всё углубляющиеся разногласия. Флисс — и это явно следует из текста письма — считал (и этого мнения потом будут придерживаться многие убежденные противники фрейдизма), что Фрейд ошибается, приписывая свои личные мысли и переживания всем людям и делая из них масштабные обобщения. Но Фрейду отнюдь не нужен был еще один критик его теорий (их хватало в его окружении и без Флисса). Нет, ему был нужен если не восторженный обожатель, то по меньшей мере внимательный и благосклонный слушатель, и как только Флисс стал выпадать из этой роли, их дружбе пришел конец.
Летом 1901 года Фрейд вывез семью на отдых к горному озеру Тумзее, и здесь Фрейды неожиданно столкнулись с группой антисемитов — как из числа местных деревенских жителей, так и из числа дачников. Стоит вспомнить, что это был тот самый год, когда в газетах появились печально известные «Протоколы сионских мудрецов» и в Австрии поднялась волна антисемитизма. Подстегиваемые газетными публикациями и ширящимися по стране антисемитскими инсинуациями, соседи Фрейдов то и дело выкрикивали в их адрес оскорбления, высмеивали еврейскую кухню, передразнивали, утрируя, еврейский акцент, которого у Фрейдов на самом деле не было и в помине, и т. д.
Рано или поздно всё это должно было закончиться прямым столкновением, и оно произошло. Когда Фрейд с сыновьями Мартином и Оливером возвращались с рыбалки, им преградила дорогу целая компания мужчин и женщин, вооруженных палками и зонтами, и явно намеренная поиздеваться над этим приехавшим из Вены интеллигентным евреем и его детьми. Вероятно, в этот самый момент Фрейд вновь вспомнил рассказанную давным-давно отцом историю о том, как во Фрейберге антисемит сбил с него шапку, а он безропотно сошел с мостовой и поднял ее из грязи. Вспомнил он и о том, какое горькое впечатление произвел на него этот рассказ о пережитом отцом унижении, как много отец потерял после этого признания в его глазах…
Сейчас он сам оказался в такой же ситуации, и пережить то же унижение, что когда-то отец, да еще и вдобавок дать пережить его детям Фрейд позволить себе не мог. И потому он решительным шагом, размахивая тростью, пошел прямо на заступившую дорогу толпу и… хулиганы вдруг перестали гоготать и расступились в стороны. Так он замкнул некий круг и избавился от комплекса, рожденного давней отцовской исповедью. В этот момент Фрейд как бы перерос своего отца, избавился от него, став отцом «ребенку в самом себе», и с этого момента взятие Рима, исполнение родовой клятвы стало возможным.