Фридрих Барбаросса
Шрифт:
Чтобы наглядно продемонстрировать это свое стремление, Фридрих решил канонизировать великого франка. Возможно, на эту идею его натолкнула совершенная незадолго перед тем Александром III канонизация англосаксонского короля Эдуарда Исповедника, в немалой степени способствовавшая укреплению власти Генриха II Плантагенета. Вознамерившись причислить Карла Великого к лику святых, Барбаросса стремился заявить о себе как о законном его преемнике, стоящем несравнимо выше Капетинга Людовика VII. Подобно тому как в свое время Карл объединил под собственной властью весь христианский Запад, теперь на роль объединителя претендовал император из династии Штауфенов. Для исполнения этого замысла Фридрих созвал на Рождество 1165 года в Ахене, где покоились останки Карла Великого, рейхстаг, участники которого высказались за провозглашение высокочтимого Каролинга святым. Собственно обряд канонизации был проведен 29 декабря в присутствии императора, многочисленных светских и духовных князей папой Пасхалием III — «во славу и хвалу Спасителя и на благо Римской
ТРИУМФ И БОЖЬЯ КАРА
Большая политика не терпит затяжных пауз, и все помыслы Барбароссы опять были обращены к Италии, обстановка в которой стремительно менялась, настоятельно требуя его вмешательства. В ноябре 1165 года папа Александр III, совершив рискованное путешествие по морю, прибыл в Палермо, а оттуда благополучно добрался до Рима, воспользовавшись флотом и деньгами Вильгельма I Злого, правителя Сицилийского королевства. С римлянами удалось договориться, предварительно уладив многие спорные вопросы, прежде всего о составе Сената, фактически правившего в городе, который формально оставался вотчиной папы. Поскольку Александр возвратился не с пустыми руками, ему устроили в Риме триумфальную встречу. До тех пор пока не кончатся сицилийские деньги, он мог чувствовать себя в безопасности.
Впрочем, Александр III не терял времени попусту. Сразу же по прибытии на полуостров он стал душой всех заговоров и интриг, направленных против императора. В апреле 1166 года он назначил в уничтоженный Барбароссой и обреченный на вечное запустение Милан архиепископа — одного из своих несгибаемых соратников по имени Гальдини. Этот архиепископ официально не существовавшего города должен был готовить возвращение миланцев на родину и вдохновлять их на борьбу против немцев. Смелости Александру придавало и то, что его озабоченность, вызванная в свое время англо-германским союзным соглашением, быстро рассеялась. Генрих II под нажимом собственных епископов, грозивших открытым мятежом, осознал невозможность реализовать Вюрцбургские решения и аннулировал присягу, принесенную его уполномоченными. В собственное оправдание он привел довод, по своей нелепости граничивший с откровенной насмешкой над Барбароссой, заявив, что будто бы не знал об отлучении императора от церкви. Александр вновь мог рассчитывать на поддержку со стороны Франции и Англии одновременно.
Однако сицилийских денег, как и следовало ожидать, хватило не надолго. Александр понимал, что если не найдет способ пополнить свою казну, то в Риме ему не удержаться. Надежда на дополнительные денежные субсидии с Сицилии угасла после скоропостижной кончины ее правителя Вильгельма, наступившей в мае 1166 года. Ввиду малолетства его преемника, короля Вильгельма II, и слабости правившей от его имени матери, регентши Маргариты Наваррской, в королевстве начались смуты, делавшие невозможным оказание помощи Александру III. Но и в этом затруднении ему нежданно-негаданно выпал случай. Император Византии Мануил Комнин обратился к нему с невероятным по своей заманчивости предложением: пообещав предоставить огромную сумму денег, которая вызволила бы его из всех финансовых затруднений, он заявил о готовности подчинить ему греко-византийскую церковь, если тот передаст ему императорскую корону, освободившуюся после отлучения Барбароссы от церкви. В результате снова воссоединились бы западная и восточная части Римской империи.
Александр стоял перед мучительным выбором. Единство западной и восточной церквей под эгидой Рима было давней, но несбыточной мечтой многих римских пап. Даже великий Григорий VII, провозвестник всех тех идей, на которых зиждилась независимость папской церкви, тщетно стремился к этой цели. И теперь эта мечта могла исполниться. Однако Александр отчетливо видел и возникавшие в связи с этим опасности. Сколь бы заманчивым ни казалось предложение, его принятие как раз и означало конец свободе церкви. Никогда Англия и Франция не признали бы византийского императора, этого восточного деспота, в качестве верховного покровителя христианского мира. Вместо теперешнего, в конце концов преодолимого, раскола на свободную и императорскую церковь появились бы восточное и западное течения, и папство было бы раздавлено этими не поддающимися сглаживанию противоречиями. Кроме того, передача короны Римской империи византийскому императору означала бы одновременную сдачу Италии императору Мануилу, и тогда борьба за суверенное церковное государство была бы окончательно проиграна. Относительно намерений Мануила не могло быть сомнений: он уже занял Анкону, гавань на побережье Адриатического моря, и приказал укреплять этот плацдарм для дальнейшего наступления. Александр долго держал у себя греческих послов, не давая им окончательного ответа. Так и не придя по этому вопросу к определенному решению, он принялся за реализацию плана, имевшего своей целью поднять города Ломбардии на восстание против немецкой тирании.
Барбаросса не мог безучастно взирать на все это. Всецело поглощенный подготовкой к очередному итальянскому походу, он пока что направил в Италию своего канцлера, архиепископа Майнцского Кристиана фон Буха, дабы укрепить пошатнувшиеся позиции Империи в Северной и Центральной Италии. И Кристиан развернул там бурную деятельность, в частности, водворив Пасхалия III в папскую резиденцию в Витербо, севернее Рима, что должно было послужить тревожным сигналом для Александра III. Однако и у императорского наместника хватало причин для тревоги. По всей Ломбардии ширились враждебные Империи настроения. Некий верный императору житель Лоди доносил Кристиану, что из ломбардцев выжали в семь раз больше того, что было предусмотрено договором. Тогда как города облагались все новыми денежными поборами, у крестьян отбирали в виде податей свиней, овец, кур, яйца, зерно, сено, дрова и требовали исполнения гужевой повинности. Если приказы не исполнялись незамедлительно, то размер подати удваивался. Императорские наместники изощрялись в придумывании все новых и новых повинностей.
В городах Ломбардии, прежде столь вольных и независимых, установленные императором порядки воспринимались как рабство, какого здесь еще не видали. Не только сторонники папы, но и вся Италия жила в предчувствии восстания. Александр III в строжайшей тайне занимался подготовкой выступления в Ломбардии против немцев. В каждом из городов, управлявшихся назначенными Райнальдом наместниками, за запертыми дверями тайком собирались заговорщики, ожидавшие от папы указаний. Было задумано выступить всем одновременно. Оставалось лишь согласовать план и назначить день, когда по сигналу горожане возьмутся за оружие. Однако заговорщиков и их главного вдохновителя ожидало двойное разочарование. Дало о себе знать застарелое зло — отсутствие единства среди городов Северной Италии. Не все они захотели выступать на стороне папы против императора, который — и это была вторая неприятность — узнал о заговоре раньше, чем закончилась подготовка к нему.
Тем временем Барбаросса, готовясь к своему четвертому походу в Италию, совершал объезд собственных владений. Князья, которым он обрисовал положение дел, признали угрозу серьезной и обещали участвовать в походе. Вместе со своими вассалами они стали собираться на войну, порадовав тем самым императора. Вместе с супругой Беатрикс Фридрих посетил и ее родину — Бургундию, чтобы содействовать реализации там Вюрцбургских постановлений и сделать необходимые приготовления к походу в Италию, для чего провел в Безансоне и Доле собрания знати. Из Бургундии было удобнее всего отправиться за Альпы, однако пришлось еще завернуть в Саксонию, дабы уладить конфликты, возникшие у Генриха Льва с местными князьями. Собравшаяся в королевской резиденции Бойнебург на Верре саксонская знать высказала немало жалоб на Генриха Льва, который после помолвки с английской принцессой стал еще заносчивее. В своей гордыни он дошел до того, что воздвиг в Брауншвейге памятник самому себе — бронзового льва на высоком постаменте. Не без причины пошли толки, что и самого императора он мало уважает, не соизволив даже явиться на собрание, где предполагалось обсуждать дела Саксонии. И все же Барбаросса сделал все возможное, чтобы погасить ненависть князей к своему кузену. Накануне итальянского похода не было ничего важнее, чем обеспечить мир и порядок в Германии. Как мог он рассчитывать на поддержку саксонских князей, если бы в их земле царили раздор и вражда?
Фридрих основательно готовился к походу. Дабы уменьшить грозившую из Византии опасность, он направил осенью 1166 года представительную делегацию к императору Мануилу Комнину в Константинополь. С этой почетной миссией отправились герцог Австрийский Генрих с супругой Феодорой, племянницей Мануила, а также пфальцграф Отто Виттельсбах. На Босфоре немецкое посольство встретили с почетом и отпустили назад с богатыми подарками, тем самым проявив заинтересованность в поддержании добрых отношений с Западной империей. Хотя и не удалось заключить соглашение с Византией, были сведены на нет результаты переговоров Александра III с Мануилом, видимо, разочарованным затянувшимися сомнениями папы.
К осени 1166 года подготовка к итальянскому походу была завершена, и в середине октября войско императора собралось близ Аугсбурга, откуда предполагалось двинуться в путь за Альпы. Райнальд Дассельский опять отправился раньше императора, чтобы подготовить его визит. К Аугсбургу прибыли со своими дружинами епископы, герцоги Фридрих Швабский и Бертольд Церинген, а также многочисленные графы. Неутешительным для Фридриха было то, что Генрих Лев не принял участия в походе, сославшись на необходимость обеспечивать порядок внутри Саксонии и безопасность на ее границах. В Италии одно его имя наводило страх, поэтому для императора было бы весьма желательно видеть Генриха рядом с собой. Освободив герцога Саксонского от участия в походе, Барбаросса был вынужден отказаться и от ряда его вассалов, правда, получив за это, как полагалось, денежную компенсацию. Хорошо еще, что в поход выступило множество чехов, о которых также со страхом вспоминали в Италии. На сей раз в составе имперского войска были не только рыцари-вассалы, но и несколько набранных в Брабанте подразделений наемников, которых итальянцы прозвали «брабандзонами». Эти искатели приключений славились своей отчаянной смелостью в бою.