Фронт без линии фронта
Шрифт:
воинские эшелоны с живой силой и техникой продолжали следовать часто. Надо
было принимать другие меры к задержанию поездов, более действенные.
Остроумный и эффектный способ устраивать серьезные диверсии придумал
главный кондуктор Яков Тыщук, пожалуй, самый пожилой из подпольщиков. Тыщук
был старым красногвардейцем, активным участником гражданской войны, еще в те
годы сражавшийся на бронепоезде под Львовом и Ровно. Даже в условиях
оккупации
заслуги.
Метод старого железнодорожника был прост. В один прекрасный вечер,
когда поезд, который он обслуживал, остановился на несколько минут в
Славуте, Тыщук вышел из вагона размять ноги. Его внимание привлек воинский
эшелон с живой силой, стоявший на соседнем пути. Тыщук -- степенный,
благообразный, со свистком на груди и цветными флажками в руке -- спокойно
прошел вдоль всего состава и незаметно снял оградительный сигнал с
хвостового вагона. Потом так же хладнокровно вернулся на свое место.
Катастрофа разразилась буквально через несколько минут: вновь прибывший
на станцию поезд врезался на полном ходу в воинский эшелон. Против известной
железнодорожной поговорки на сей раз не был виноват даже стрелочник, который
действительно не мог видеть оградительного огня, означающего, что данный
путь уже занят. Впоследствии Тыщук не раз повторял этот, казалось,
бесхитростный, но результативный прием.
Опыт славутской диверсии с успехом применяли и другие подпольщики.
Воспользовался им однажды и машинист Игнат Шершун, разбив на маневровых
путях воинский эшелон, с которого перед этим собственноручно снял хвостовой
фонарь. Кроме Шершуна, на паровозе находился немецкий машинист, поэтому
фашисты ничего не заподозрили.
Кстати, подпольщики-железнодорожники научились отлично использовать для
маскировки своей деятельности присутствие на паровозах немецких машинистов.
И делали это порой весьма своеобразно. Скородинский, например, взорвал свой
паровоз, а потом избил немца-машиниста, за что немедленно получил 15 суток
ареста. Жандармам, расследовавшим причину взрыва, и в голову не пришло, что
его виновник находится... в тюрьме. Когда Скородинский отбыл наказание,
следствие уже прекратили.
Все усилия гестапо нащупать следы подполья -- а в его существовании
фашисты, конечно, не сомневались -- успеха не имели. Правда, однажды едва не
стряслась беда с Николаем Гнидюком. Наша явка -- дом братьев Шмерег имел
общую калитку с соседним домом, где жили две девицы легкого поведения. В
доме напротив снимал квартиру
калитку часто входит красивый молодой парень, хорошо одетый -- не местный.
Заподозрив что-то неладное, он донес в гестапо, решив, что, по-видимому,
незнакомец посещает пресловутых девиц.
Дня через три Коля в очередной раз остался ночевать у братьев Шмерег.
Внезапно часов в 12 ночи его поднял на ноги треск пулеметной очереди.
Метнувшись к окну, Коля увидел темные силуэты гитлеровцев.
– - Эх, попался!
– - с досадой Гнидюк скрипнул зубами. Но сдаваться ни
он, ни семья Шмерег не собирались. Поднявшись на чердак, они приготовились к
последнему бою. Михаил Шмерега спешно приматывал к ящику с толом бикфордов
шнур, чтобы, когда кончатся патроны и ворвутся фашисты, взорвать дом. Около
двери застыла с тяжелой противотанковой гранатой в руке Анастасия Шмерега, с
автоматами наготове стали рядом Николай Гнидюк и Сергей Шмерега.
Но драться на этот раз не пришлось. Выглянув в слуховое окно, Гнидюк
присвистнул от изумления. Фашисты со всех четырех сторон вели пальбу из
пулеметов и автоматов по соседнему дому. А то, что никто из подпольщиков не
имел к нему отношения, Коля знал точно.
Когда гитлеровцы ворвались в квартиру ошалевших от ужаса злополучных
девиц, то нашли там, кроме них, двух собственных солдат! Один из них был
убит, второй тяжело ранен. Разъяренные гестаповцы немедленно арестовали
своего осведомителя и, как стало известно позднее, расстреляли его за
"дезинформацию".
Фашистский террор в Здолбуново усиливался с каждым днем. Все усилия
гитлеровцев напасть на след хорошо законспирированной подпольной организации
ни к чему не приводили. И гитлеровцы обрушили свою ярость на мирных жителей.
Стены домов, заборы облеплялись все новыми приказами: "Запрещается...
Запрещается... Запрещается". За нарушение -- смерть.
Все чаще и чаще гестаповцы водили по Короткой улице осужденных на
расстрел. Казни совершались недалеко от цементного завода.
Расстреливал людей обычно один и тот же гитлеровец, специально для
этого приезжавший на мотоцикле из Ровно. Весь город ненавидел этого
профессионального палача и убийцу.
Как-то к Красноголовцу пришел Константин Шорохов, необычайно строгий и
серьезный.
– - Вот что, Дмитрий, -- сказал он после некоторого раздумья,-- не знаю,
как ты посмотришь, но этого гада, что повадился наших людей убивать, я