Фронтовое братство
Шрифт:
Тихое утро теперь оскверняли только их шутки и смех.
Потом они вырыли яму в навозной куче, бросили в нее тело и отрубленную голову.
Эсэсовцы построились. Команда — и они скрылись среди елей, распевая: «Еврейская кровь заструится рекой».
Штеге громко всхлипывал. Малыш рычал, а Старик сказал чуть ли не просительно:
— Будьте благоразумны!
Но Легионер прошипел:
— Cа c'est la L'egion! Мы будем безумны, как люди в горах Риф.
Его вспышка ярости распространилась, будто лесной пожар. На остальное потребовались всего секунды. Эти волки столкнутся с еще более крупными — во главе с марокканской собакой-волком.
VI. Месть
Убийство может оказать очищающее воздействие.
Мы не верили, но попробовали и убедились.
Тот, кому предстояло умереть, упал. Он елозил по земле руками и ногами. Кровь смешивалась с землей, грязь текла по его лицу. Он громко плакал. Глаза его были закрыты.
Легионер пнул его в рот, потому что он простонал: «Хайль».
Скорчась, он замер, уткнувшись лицом в пыль, постепенно спекавшуюся от крови и пота.
Солнечный свет медленно всползал по горному склону, чтобы стать зрителем затянувшегося убийства из мести.
Перед тем как мы привязали его к березе, Брандт оторвал ему ухо.
Заключенные в Аушвитце [67] обрадовались бы, узнав, как умер этот человек.
Его мертвое тело катилось по склону. Задержалось на миг на уступе. Мы стали швырять в него камнями и палками, чтобы сдвинуть с места.
67
Аушвитц — немецкое название Освенцима. — Прим. пер.
Тело покатилось снова. Казалось, оно крутит сальто. Наперегонки с ним катились куски дерна и камешки. Замерло оно в таком положении, что воронам будет трудно выклевать глаза.
Мы укрылись и стали ждать убийц Герхарда Звучит это парадоксально, но мы предвкушали, как будем убивать. Ожидание напоминало сочельник — вот-вот распахнется дверь и внесут большую елку. Только мы были по-волчьи свирепыми.
Штеге плакал. Среди нас только он был чистым душой. Порта яростно ругался. Малыш красочно, с помощью широких жестов описывал, что сделает с эсэсовцами, когда они попадут ему в руки. Ломал прутики и разрывал стебли.
Легионер бормотал мусульманские проклятья.
Место, где мы укрылись, представляло собой природную крепость, смертоносную ловушку для эсэсовцев, подходивших туда. Нам требовалось только нажимать на спуск, как на стрельбище.
— Это будет мятежом, — заметил Брандт, водитель вездехода, постоянно высасывавший дупло зуба.
— Я хочу оскальпировать это эсэсовское дерьмо, — сказал сидевший на дереве Хайде. Он должен был предупредить нас, когда эсэсовцы появятся в ельнике.
— Нет, брат Юлиус, это предоставь мне, — решительно заявил Порта, целуя длинный боевой нож.
— Вы совсем спятили! — воскликнул Старик. — Неужели не представляете себе последствий?
— Трус ты, — бросил Порта. И плюнул на тропинку далеко внизу. — Никто из этих гадов не вернется домой пожаловаться мамочке. Еще до наступления вечера вороны будут лопаться от обжорства.
— Отведем душу, щелкая их, верно, мальчики? — цинично выкрикнул Малыш, устанавливая броневой щиток на пулемет.
— Осел, — раздраженно прикрикнул Старик. — Не понимаешь, что мы планируем убийство?
Мы разинули рты.
— Убийство, говоришь? — заорал Порта, забыв, что звук в горах далеко разносится. — А чем, по-твоему, мы занимались последние четыре года? Может, объясните нам, достопочтенный герр фельдфебель?
Он глумливо засмеялся и с презрением плюнул.
— Глупец! — сердито бросил Старик. — До сих пор мы убивали только врагов, не соотечественников.
— Врагов? — зарычал Порта. — Может быть, твоих. У меня нет врагов, кроме эсэсовских ублюдков.
— Ах ты, тупой осел! — негодующе воскликнул Старик, поднимаясь из окопа, который вырыл вместе со мной и Штеге. И замахнулся автоматом на Порту, лежавшего на уступе над нами. — Ты, мой мальчик, очень забывчив. Жаль, что я не могу носить такие же шоры. Позволь слегка освежить твою память. Помнишь солдат НКВД, которых мы беспощадно убивали в Бобруйске? Помнишь, как в Киеве ты, Малыш и Легионер резали глотки команде смертников? Забыл боснийцев и женщин из огнеметного взвода [68] ? Может, еще заявишь, что забыл партизана Бориса с его бандой? Но, может, это были твои друзья? В таком случае ты очень странно проявляешь дружеские чувства! Я уж не говорю о пехотинцах на высоте семьсот пятьдесят четыре, которых мы отправили в ад огнеметами и гранатами. А что скажешь о гражданских в харьковской канализации? О тюремных служащих в Полтаве? Очевидно, все они были твоими друзьями. Продолжать?
68
Крайне сомнительно, чтобы женщины служили в огнеметном взводе. — Прим. ред.
Лицо Старика раскраснелось.
— Господи, как разошелся! — язвительно ответил Порта. — И, повернувшись к Хайде, указал большим пальцем на Старика. — Ему надо быть похоронщиком в штурмовых отрядах Армии спасения [69] .
— Заткни свою поганую пасть, а то пристрелю, — пригрозил вышедший из себя Старик.
Он держал автомат у бедра, наведя ствол на Порту.
Молчание. За три года Порта, Штеге и я сжились со Стариком, и впервые слышали, чтобы он угрожал своим фронтовым друзьям оружием.
69
Такого быть не могло. — Прим. ред.
Мы удивленно посмотрели на Старика, нашего Старика, нашего Вилли Байера. Он тяжело дышал. Потом, запинаясь, заговорил. Слова выходили неуверенно, словно преодолевали препятствие с колючей проволокой по верху.
— Эти эсэсовцы — убийцы, дьявольские твари. Они заслуживают всего, что вы грозитесь сделать с ними. И если кто-то понимает вас, так это я!
Он схватился за горло, сел на край окопа и посмотрел в ту сторону, откуда доносилась песня эсэсовцев:
И вся вересковая пустошь Моя и только моя…— Но нельзя убийствами остановить убийства, имейте это в виду., — еле слышно произнес Старик.
Порта хотел что-то сказать, но Старик жестом остановил его.
— Помните тот случай, когда во Львове застрелили лейтенанта из охотников за головами? — Старик проницательно посмотрел на каждого из нас. — Не помните?
Он повторил этот вопрос четыре или пять раз, пока не получил ответ. Но помнили мы так явственно, словно это случилось вчера. Лейтенанту из полиции вермахта прострелили голову. Это произошло на Полевой улице во Львове. Во время облавы, последовавшей за его смертью, у дома, возле которого решилась судьба лейтенанта, расстреляли шестьдесят человек. Среди этих шестидесяти было девятнадцать детей младше двенадцати лет. В соседнем дом вся мебель была изрублена в куски. Женщину с ребенком эсэсовцы сбили с ног прикладами.