Фронтовой дневник (1942–1945)

Цымбал Василий

Жившая с отцом в одном дворе Мария Мещерякова, возвращаясь с работы, заметила открытую настежь дверь соседского сарая и по-хозяйски решила ее закрыть. Заглянув в сарай, она увидела висящего в петле хозяина сарая, еще подававшего признаки жизни. Мария схватила серп, перерезала веревку и спасла самоубийцу. Василий, придя в себя, сначала ругал ее, зачем она сохранила ему жизнь, но потом решил не сводить счеты с жизнью. Он пытался вернуть бывшую жену, а когда это не удалось, решил связать свою жизнь с Т. А. Паращевиной. Но она, зная его характер и любвеобильность, остереглась вступать с ним в брак. Подруга Паращевиной Лидия Григорьевна Бурдюгова также была влюблена в Василия. Женщин было несколько, но выбор для Василия был непосилен. Он потерял здравый смысл и пустился во все тяжкие, заводя романы со всеми знакомыми женщинами. Мещерякова, искренне любившая его,

пыталась наставить его на путь истинный, но не преуспела в этом.

Все закончилось скоропалительным браком с учительницей Тамарой Михайловной Дюжевой. Счастья этот брак ни ему, ни ей не принес. Зная о его поклонницах, от встреч и контактов с которыми он не отказался, Дюжева бешено ревновала его, но изменить его страстную натуру не могла. Их совместная жизнь скоро свелась к беспрерывным конфликтам.

Цымбал был в отчаянии и глубокой депрессии от неудач в личной жизни. С началом Финской войны он пытался пойти в армию добровольцем, но был забракован медицинской комиссией из-за ревмокардита и еще нескольких обнаруженных у него болезней 4 . Чтобы реализовать свой патриотизм, он вступил в партию.

4

Кроме ревмокардита, у него были гипертония, плеврит, ишиас, камни в почках и желчном пузыре и плоскостопие.

Тем временем первой жене отца, у которой родился еще один ребенок, стало тяжело с тремя детьми, и она отправила Юрия к отцу. Мальчику пришлось жить с отцом и его новой женой. Мачеха не проявляла должного внимания к чужому ребенку, которому было уже 10 лет и в характере которого стали проявляться черты, характерные для подросткового возраста.

Когда Германия напала на СССР, Василий решил пойти на фронт добровольцем, но снова был признан негодным к строевой службе. И лишь летом 1942 г., когда немцы взяли Ростов-на-Дону, на недуги призываемых перестали обращать внимание.

Цымбала зачислили рядовым в поспешно созданный из ополченцев Ейский истребительный батальон 5 , который предназначался для охраны берегов Таганрогского залива и Ейского лимана. Им руководили некомпетентные и, как оказалось, нечистые на руку люди из местных начальников. Ожидалась высадка немецкого десанта с моря, со стороны Мариуполя и Таганрога. Немцы, вопреки ожиданиям, пришли в Ейск по суше, с северо-востока, со стороны Ростова и Батайска. Немцы перед этим бомбили порт, железнодорожную станцию и аэродром. Несколько бомб попало и в город. При поспешном отступлении военные взорвали электростанции, вокзал, почтамт, телеграф и здание Дома Красной армии и флота.

5

Истребительный батальон – ополчение граждан, не подлежавших призыву в Красную армию. Создавались такие батальоны для борьбы с диверсантами, парашютистами и для поддержания общественного порядка. Начальниками назначались партийные и советские работники, руководители предприятий и организаций, сотрудники НКВД и милиции. Поскольку оружия не хватало и на фронте, истребительные батальоны вооружали винтовками старых образцов, казачьими шашками, штыками и бутылками с зажигательной смесью. Обмундирование участникам истребительных батальонов не полагалось.

О дальнейшей военной службе Василия Цымбала рассказывает дневник, который он вел все время своего пребывания в армии, почти до конца 1945 г. После истребительного батальона он воевал в партизанском отряде, потом в кавалерийском дивизионе Красной армии, потом связистом на Ленинградском фронте. Его полк дошел до Кенигсберга, после чего был передислоцирован на Дальний Восток, где участвовал в войне с Японией. Отметим, что в годы войны ведение дневников было категорически запрещено и в случае обнаружения грозило автору маршевой ротой, штрафбатом или даже расстрелом. Но никто из сослуживцев не выдал его.

Закончил армейскую службу Василий Цымбал как и начал – в звании рядового. В конце декабря 1945 г. он добрался до Москвы, где жили его сестра и мать. Там узнал, что его сын находится на Северном Кавказе в станице Надежной у Мещеряковой. Цымбал отправился туда, чтобы забрать сына и посылки с одеждой, которые послал из Восточной Пруссии, а потом ехать в Ейск или в Краснодар (в крайоно), чтобы трудоустроиться. Родственники собрали ему на

билет. Он не собирался задерживаться в станице, но жизнь рассудила по-другому. Денег на дорогу из станицы в Ейск или в краевой центр у него не было, а перспективы трудоустройства представлялись весьма туманными. Поэтому, когда ему предложили работу в предгорной станице директором школы, он согласился, поскольку был без копейки денег и не мог добраться в Ейск, к тому же работа в Ейске была под большим сомнением. Кроме того, природа там интересна и разнообразна, она напоминала ему дни молодости, когда он работал на Северном Кавказе, а жизнь тихая, спокойная, мирная и, что немаловажно, дешевле, чем в городах, и к сыну его относятся очень тепло и хорошо. Мещерякова, увидев своего любимого без увечий и телесных утрат, хоть и постаревшего, но столь же романтичного и поэтичного, как до войны, была очень рада. Она обожала его, хотя была моложе Василия на десять лет. Цымбал, после трех лет военного одиночества, был очарован ее молодостью и трогательной заботой о его сыне. Мария Яковлевна не смогла противостоять своей довоенной любви, у них после многолетнего перерыва возобновился роман, и они поженились. 15 сентября 1946 г. в районной больнице станицы Спокойной родился их первый общий сын – Михаил.

Через год Цымбала вместе с новой семьей перевели в Ейск, где он снова стал работать в авиационном и педагогическом училищах. Оказавшись в своей привычной довоенной среде, Цымбал вновь стал пользоваться вниманием женщин-коллег, тем более что мужчин в эти годы остро недоставало. Но Мещерякова всерьез поговорила с ним, пригрозив, если он вернется к прежнему образу жизни, лишить его возможности общаться с сыном. Юрий – сын отца от первого брака, намучившийся от метаний отца между женами и возлюбленными, решительно и твердо принял сторону Марии Яковлевны. Юрий всю жизнь неизменно относился к ней с любовью и уважением и называл ее своей настоящей матерью. Отец, взвесив перспективы своего дальнейшего существования, раз и навсегда изменил свой образ жизни. Он больше не позволял себе «романтических увлечений», тем более что в 1949 г. у Марии Мещеряковой родился еще один сын – Евгений, автор данного предисловия.

Юрий окончил Батумское мореходное училище, стал специалистом по строительству молов, причалов и других береговых сооружений, вернулся в Ейск и восстанавливал там разрушенный порт. Он жил вместе с нами до 1953 г., потом продолжил обучение в Москве, где остался навсегда.

Отношения моих родителей, сколько помню, всегда были ровными, доброжелательными и корректными. Оба работали учителями. Отец – русского языка и литературы. Мать имела диплом преподавателя психологии, педагогики и логики. Но в школах сначала отменили педагогику, потом психологию, ну и логика стала вовсе не нужна, поэтому ликвидировали и ее. Мать заочно переучилась в Ростовском-на-Дону пединституте на учительницу географии. Она наивно думала, что в этой науке мало что изменится и ее не отменят. Она ошиблась. Оказалось, что географию тоже можно отменить.

Как и большинство фронтовиков, отец после войны начал болеть, случалось, довольно тяжело, не раз был на излечении в госпиталях и больницах. Он постоянно мерз по ночам и до конца жизни, ложась спать, помимо одеял укрывался еще и плащ-палаткой, привезенной с войны. Он считал, что она его согревает.

Мать искренне любила отца, ухаживала за ним и очень переживала, когда он болел. Отец тоже относился к ней очень тепло. Они никогда не ругались при нас, не выясняли отношений на людях, и мы с братом не знали, что такое семейные скандалы. Взаимное уважение было основой их жизни. У нас была очень скромная по доходам, но дружная и теплая семья.

Отец до выхода на пенсию проработал более 35 лет, мать – более 40. В мае 1980 г. отец умер, мама пережила его на 13 лет и скончалась в 1994 г.

Свои дневники отец хранил в недоступном для детей месте, под замком и не любил рассказывать о своей жизни до и во время войны. Он почти никогда не говорил об этом, лишь изредка вспоминал отдельные эпизоды и детали. Войну называл «перманентным бардаком, хаосом и неразберихой. Почти каждое приказание или решение командования отменялось или заменялось на противоположное. А главное – это смерть, кровь, постоянное унижение, грубость и хамство». О своей личной жизни во время войны он не говорил вообще. Вероятно, щадил мою мать, не желая огорчать ее воспоминаниями о былых увлечениях. Однажды, уже в старости, отец предложил маме прочитать дневники, но она отказалось, сказав, что и так все знает о его довоенной жизни и военной переписке.