Фронтовой дневник (1942–1945)
Шрифт:
Во-вторых, мне снился Юра. Он стащил мои часы и неизвестно, куда их дел. Вместо них он принес другие часы, бронзовые, красивые, но испорченные. Я его ругал и добивался, куда он дел мои часы, а [он] сказал, что променял их, дальше не стал меня слушать и босиком побежал по заросшей весенней травой предвечерней улице.
Снилось еще что-то, но я уже не помню, что именно.
25 апреля 1943 г.
Сегодня пасха. Я вчера стоял на посту вечером и вспоминал свои детские годы – как я любил встречать этот праздник. Мне нравилась не его религиозная сущность. Я ее еще не понимал. Мне нравилось то, что
Я вспоминал, а в это время фашисты вешали целые гирлянды плавающих ракет над Краснодаром и бомбили его.
Сегодня утром, возвращаясь с политзанятий, я обратил внимание, что все уже цветет, все благоухает. Меня поразили цветущие персики. Под солнцем их цветы очень красивы – розовые, с чуть фиолетовым налетом и замечательно пахнут. Я первый раз в жизни увидел, как цветут персики.
Весь день писал статьи для боевых листков. Приехал капитан Полонский, который два дня был в отъезде, и послал меня в полк на совещание редакторов. Там я выступал. Мною заинтересовался зам. командира полка по политической части и секретарь парторганизации полка. Когда я сказал, что я просто конно-связной и после 1 мая меня отправляют во взвод в станицу Львовскую, они сказали, что используют меня на другой работе и об этом поговорят с капитаном Полонским. Буду ждать дальнейшего развития этой ситуации.
Сейчас вечер. Уже почти не видно писать. Устал. Ночью видел такой сон – выпил в магазине 2 стакана портвейна и стал закусывать пирожными с белым кремом. Характерно, что я чувствовал, как вино пошло по жилам.
Был весь день настолько занят, что еще не почитал газету. Все же здесь мне неплохо. Делаю творческую работу, неплохо ем, чувствую, что уже окреп после караула и пью чай.
О нашем поваре Мисюре.
Он все называет уменьшительными именами: супчик, борщик, перчик, рыбки, лучок, хлебец.
Кормит меня он, наливая 2–3 лишних поварешки. Правда, я ему помогаю: то принесу воды, то разведу самовар.
Ровно 12 часов ночи. Вечером фашистские самолеты вновь бомбили Краснодар. Нам хорошо были видны целые потоки трассирующих снарядов и пуль, но взрывов бомб не было слышно: далеко.
Один из возвращавшихся фрицев невдалеке от нас грохнул бомбу, очевидно, в проходящую с горящими фарами машину. В нашей ветхой избушке полетела с потолка штукатурка.
Избушка с такими низкими потолками, что я постоянно хожу нагнувшись и уже несколько раз чуть не проломил себе голову.
Вечером при свете каганчика 121 прочел в газете «Красная звезда», начиная с 79 № замечательные очерки Кривицкого и Крайнова «В Брянских лесах» (о партизанах).
Мне кажется, что эта книга ляжет когда-нибудь в основу замечательного кинофильма и будет читаться с захватывающим интересом, особенно юношеством.
Недавно с полчаса был на дворе, дышал свежим воздухом. В небе раздается рокот наших «кукурузников», которые каждую ночь летают на переднюю линию противника и старательно и методично его бомбят. Вот тебе и «кукурузники». Возвращаясь назад, они над нашей территорией пролетают с сигнальными фонарями – красный, зеленый, обычный.
121
Каганчик, каганец – примитивный светильник, состоящий из плошки с жиром и фитиля.
Когда утихает рокот моторов, раздаются ночные весенние голоса: где-то щелкает соловей, которого я не слышал очень давно, бурчат лягушки и, словно кто стучит в кастаньеты, вибрирует голос древесной лягушки.
А сейчас вот, когда я пишу эти строки, мои мысли прерывает назойливый порывистый гул пролетающего над головой немецкого самолета.
Так хорошо в природе и так ужасно на земле и в воздухе: война!
26 апреля 1943 г.
Сегодня Архипов заговорил с Полонским о передаче меня ему во взвод. На это Полонский ответил, что Цымбал уже не принадлежит эскадрону. Об этом, конечно, Архипов пожалел, т. к. он намеревался взяться за меня у себя во взводе.
После этого капитан Полонский сказал, чтобы к 11 часам я явился к начальнику штаба полка. Я пошел.
Этот уже седой человек внимательно поговорил со мной и сказал, что он тоже учитель со стажем 31 год. После беседы он мне заявил, что я буду работать секретарем замполита полка, а дальше будет видно. «Если вы сумеете себя проявить, мы будем вас продвигать». Я отпросился на два дня, чтобы закончить в эскадроне газету. Он отпустил меня. Итак, еще новое место, новая работа, новые люди.
Сегодня был в бане, вымылся и хочу сегодня спать на дворе, чтобы не набираться вшей, блох, клопов, тараканов и муравьев на земляном полу.
Весна в разгаре. Особенно хорошо себя чувствуешь, когда идешь из эскадрона в полк. Дорога на протяжении 2 километров пролегает через кустарники. Хорошо видна даль. Все цветет, как осыпанное снежными сугробами.
На нашем участке фронта, очевидно, готовится немцам удар к 1 мая. Это видно по приготовлениям и передвижению. Фашистские разведчики кружатся над железной дорогой. Очевидно, предполагается контрудар.
26 апреля 1943 г.
Характеристики, написанные для газеты
Во всем любит «порадок» (так он говорит, потому что белорус). Он молод, весел, поет песни, говорит несколько детским голосом, но умен, деловит, любит ночи напролет писать или читать, прекрасно знает своих людей, имеет на каждого карточку, в которой записывает его поведение, прохождение службы. Он строг, но не груб и не кричит. Бойцы любят его за строгую справедливость. Со мной он шутит, советуется, но требует, чтобы я не забывал, что я просто красноармеец, конно-связной – и ничего больше.
Трудно сказать, когда отдыхал этот рослый широкоплечий человек с открытым и просветленным лицом и серебряной прической, подстриженной под бобрик. Всегда на ногах, он ходит из подразделения в подразделение, улыбается, шутит. Девушке скажет, что она красавица, бойца похвалит. Всех ободрит, поднимет настроение, вселит в душу надежду на близкую победу над врагом. Никто не видел его злым, печальным, хотя его, как и других, семья была на оккупированной территории, за судьбу которой он боялся, печалился, переживал. Говорит он громко, смело, открыто. Не всегда ладил с комполка из-за его замкнутости и нетактичного поведения. Был справедлив, не терпел наушничанья и пересудов. Умел найти хорошее у подчиненных, ценил их и поощрял, делился с солдатами хлебом, сахаром, угощал земляникой, вишнями, яблоками, если они оказывались у него. Все бойцы знали его как человека правдивого, любили за простоту и веселость, поэтому морально-политическое состояние полка всегда было высоким и чрезвычайные происшествия в нем почти отсутствовали.