Фронтовой дневник (1942–1945)
Шрифт:
Помощник начальника штаба пошел разыскивать новое место, чтобы переехать. Приказ надо выполнять. Солнце спряталось. Небо заволокло тучами. Стало прохладно. Ожидается дождь.
10 мая 1943 г.
Приказ есть приказ. Мы переселялись и устраивались ночью в темноте. Искололись о всякие колючки, исцарапали кожу и порвали обмундирование. Место паршивое. Миллионы гусениц, которых поминутно приходится с отвращением сбрасывать с шеи, со стола, с бумаг. Мало этого. Теперь нам ходить за хлебом 2 километра, за завтраком километр, за водой более километра.
Поистине: за 7 верст
Я уже жду, что сегодня опять придется переселяться, тем более что хозяин сегодня еще не был и не видел нашего, как здесь говорят, нового положения.
Спал всего часа 2–3. Сейчас жарит солнце, у меня болит голова, хочется спать.
Вчера получил от Тамары Михайловны открытку из Краснодара от 26 апреля, где она была в командировке по вызову крайоно. Убит ее брат Петя. Известие печальное. Мать сходит с ума.
Видно, как наши самолеты пикируют и сбрасывают бомбы на переднюю линию за Крымской. Видно, как их обстреливают немецкие зенитки. На нашем участке наступление вновь приостановилось у сильно укрепленной новой линии противника.
В Тунисе идет уничтожение изолированных групп. 120 тысяч немцев и итальянцев попали в окружение.
13 мая 1943 г.
За эти дни особенных военных событий у нас не произошло. Противник упорно сопротивляется, и продвижение наших частей приостановилось. Наша авиация последние дни усиленно бомбит вокзалы и ж. д., занятые гитлеровцами. Немецкая авиация бросает по 200 самолетов на Ростов и др. города.
Успешно идут действия союзников в Тунисе.
14 мая 1943 г.
Все эти дни занимался в свободное время бытовыми вопросами. На земле много змей и еще больше клещей. Два клеща впились в мое тело – один в руку пониже плеча, другой, проклятый, в член. Их очень трудно оторвать. Обычно их головка остается в теле, начинает там гнить и образуется болезненная опухоль. Я решил сделать что-то вроде койки на забитых в землю колышках. Найдя доску, я очень долго возился с нею, чтобы перерубить ее пополам и обтесать. Когда койка была готова, пришел один старший лейтенант, заявил, что это доска его, и забрал ее. Мне снова пришлось спать на земле. На другой день, проснувшись на рассвете, я пошел искать доски в бывших немецких блиндажах. Насилу нашел километрах в 2-х от нашего расположения, но их можно было извлечь только с помощью лопаты и топора. Пришлось вернуться за этими орудиями, а потом снова пойти за досками. Поработав с полчаса лопатой и топором, я, наконец, доски добыл и принес в расположение. Вечером соорудил хорошую койку и теперь сплю на ней, ложась на дубовые ветки и листья. Но спать на койке холоднее, чем на земле.
Вчера в нижней рубашке я обнаружил порядочно маленьких вшей. Нужно было принимать срочные меры. Отпросившись у майора, я после обеда пошел на речку километра за 3 и занялся стиркой.
Перестирал все: портянки, обмотки, пару белья, верхние брюки, гимнастерку, полотенце и различные сумочки для продуктов. В заключение я выкупался и переоделся. Сейчас думаю о том, как бы проварить выстиранное вчера белье и простирать плащ-палатку. В воде я был часа три. Теперь у меня болят зубы и что-то подозрительно ноет ишиас, к тому же знобит. Боюсь, как бы не заболеть.
На дворе жить и работать хорошо и полезно для здоровья, пока нет дождя, но одолевают гусеницы, которых миллионы и которые падают на одежду, лезут за шею, раздавливаются на обмундировании, которое от этого делается пятнистым и ужасно грязным, особенно гимнастерка, которая окрашена плохо и после стирки стала почти белой и очень быстро загрязняется.
Позавчера получил письмо от Юры и 2 письма от Т. М. Дюжевой. Оба за 1-ю половину апреля. Юра просит бумаги и денег на обувь. Тамара тоже просит денежной помощи и говорит о Юре как о каком-то нахлебнике. Это меня возмутило, и я написал ей злое письмо.
Последние дни не видно наших самолетов. Пользуясь этим, вчера 32 немецких нетопыря безнаказанно бесчинствовали рядом с нами, сбрасывая бомбы на станицу Абинскую, на проходящие по дорогам машины и на железную дорогу.
Позавчера снились обе Тамары. Я был как между двух огней. Меня тянуло к маленькой, и я пошел к ней, а большая лежала пластом и ревела, и мне было ее жаль. Проснулся я с тяжелым чувством. Вчера в письме я так и написал: «Если Юра для тебя обуза, напиши мне, я отдам его Тамаре Андреевне и сам уйду к ней».
Мой милый друг, когда получишь тыМоей рукой написанные строки,Подумай: наша горькая любовьДолжна быть человечней и суровей.Ведь за нее течет родная кровь.Так будем же достойны этой крови.«Возвращение Прозерпины» И. Эренбург («Красная звезда», 1–5–43 г.)
1. Гитлер – обер-тюремщик Европы.
2. Общее горе всегда сближает.
3. Можно воевать без идеалов, нельзя воевать без людей.
4. Гитлер прячет на минуту кнут и показывает пряник.
5. Бесноватый фюрер.
15 мая 1943 г.
Сегодня я дежурным по хозяйству Ратомского и поэтому всю ночь не спал. Замечательная ночь. Лунно, тепло и, как нарочно, тихо. Только изредка проносились с рокотом где-то в синих небесах невидимые мне, но ощутимые по звуку самолеты, да на передовой зажигались ракеты-люстры. Зато всю ночь пели свои весенние любовные песни соловьи. В зарослях ветвей и в траве всю ночь слышалась возня невидимых существ: козявок, гусениц, букашек. Всю ночь баловались своими электрическими фонариками под кустами крохотные светлячки.
Луна зашла в 3 часа. Вскоре на востоке забелелось, а через 30–40 минут загорелась заря, и воздух наполнился новым гамом и возней проснувшихся птиц и всего живого. Взошло солнце, стали особенно надоедливы комары и москиты. Я согрел чайник, выпил 2 кружки чаю с солью, согрелся. Я около часу вздремнул, а потом принялся за работу. Часов в 11 прилетело штук 20 немецких самолетов, которые стали бомбить окраину станицы, где стояли замаскированные в лесочке танки. Значит, кто-то донес.
Сейчас седьмой час вечера. Нахмурило и стало прохладно. Возможно, ночью пойдет дождь. Он очень нужен. Пусть идет, хотя мне будет негде спать.