Фронтовые ночи и дни
Шрифт:
Однажды среди девочек разгорелся спор, как надо целоваться и кто целуется лучше. Решили проверить теорию практикой и устроили соревнование. Поскольку в тот вечер я оказался единственным мужчиной, меня назначили судьей. Возражать я не стал, хотя опыта у меня не было.
Полученные в первом туре соревнования семь поцелуев повергли меня в замешательство: определить лучший было невозможно. Тогда я стихийно изобрел что-то вроде швейцарской системы и назначил второй тур. После него я отбраковал Нину: она лишь нежно прикоснулась к моей щеке и смущенно упорхнула в дальний угол купе.
После третьего тура отстранил Веру: она поцеловала меня не так, как мне бы этого хотелось. Оправдываясь
Финальную пару составили младший лейтенант Тася и вольнонаемная Рая из Баку. Их поцелуи были на уровне: долгие и с объятиями. Аудитория возражала против объятий, считая, что это не предусмотрено программой. Но я, как судья, авторитетно заявил, что поезд качает и оценить качество поцелуя я могу только, когда меня поддерживают. Определить лучшую было невозможно. Я назначал все новые туры, пока зрители не запротестовали. Пришлось вынести решение, что победили обе.
Утром, проснувшись, я поймал на себе пристальный взгляд врача.
— Что у вас с губами?
Я хотел объяснить, но губы не двигались.
СЕМЕН ШКОЛЬНИКОВ
В ОБЪЕКТИВЕ — ВОЙНА
Я сижу за столом и пишу вступление к моим очеркам. Здесь же, на столе, слева от меня, лежит мой неизменный фронтовой друг — киноаппарат, с которым мы снимали Великую Отечественную. Я был дважды ранен — и моей камере достался крупный осколок от снаряда. Ранения нас роднят.
Теперь мы оба на пенсии. Он выработал свой ресурс и прописан в музее кино — достойный экспонат. А я? Я решил написать о том, как снималась на кинопленку война.
Помнится, во время войны, когда заканчивался день и я возвращался с передовой в свою крытую полуторку, несмотря на усталость и голод, я прежде всего чистил аппарат, очень аккуратно протирал его. Вот и сейчас я вижу, как он следит своим глазом-объективом за тем, что я пишу о нем и конечно же о своих коллегах — фронтовых операторах.
Среди нашей рати кинохроникеров не было растерявшихся, унылых, равнодушных. Не было таких в тяжелые первые месяцы войны, не было и позже. Наоборот, в сердце каждого была стойкая вера в победу и готовность сражаться за нее.
На фронте операторы вели себя мужественно, шли навстречу опасности. У человека, чьим оружием была кинокамера, мужество было не только военное, но и гражданское, творческое: честно снимать правду жизни и правду смерти — правду войны.
В годы тяжелых испытаний мы не рядились в тоги жрецов киноискусства, мы надели военные шинели и стали солдатами. Нас было 258 человек на огромном фронте боев от Ледовитого океана до предгорьев Кавказа. «Солдаты с двумя автоматами» называли операторов в годы Великой Отечественной войны. И это была правда: один автомат — огнестрельный, другой — киносъемочный. Мы запечатлели на кинопленку самую кровавую из всех войн, которые когда-либо велись на Земле.
На хроникальные фильмы и киножурналы, которые демонстрировались в кинотеатрах во время войны, выстраивались длинные очереди полуголодных, измученных людей, которые не только хотели посмотреть, что происходит на полях сражений, но и шли с надеждой, вдруг мелькнет на экране лицо самого дорогого, родного человека. И видели, узнавали. Много писем приходило в Лихов переулок с просьбой прислать фото с той кинопленки. И студия разыскивала «ту кинопленку», печатала фото и высылала».
За время войны погиб каждый пятый кинооператор, многие были ранены по нескольку раз, контузии в расчет не брали.
Закончилась война. Наступил такой радостный, такой долгожданный мир. Был отснят Парад Победы.
С середины прошлого века в Москве стали собираться бывшие фронтовые кинооператоры. Я слушал их рассказы, воспоминания, а у операторов были еще свежи в памяти эпизоды, которые они снимали на войне, и записывал их. Те зарисовки, которые получились у меня, есть объективная картина войны, увиденная через объектив кинокамеры — увиденная и запечатленная.
Выступление товарища Сталина
Шел первый год войны. С каждым днем немецко-фашистские войска приближались к Москве. И вот наступил день 16 октября. Именно в этот день в столице началась вселенская паника.
Я тогда находился в Саратовской области, в военном госпитале, после ранения на фронте. Уже поправлялся и с трудом, но выходил на улицу подышать свежим воздухом. И в тот день, 16 октября, когда я вышел за ворота госпиталя, увидел двух женщин — они стояли неподалеку и горько плакали. От них я узнал, что немцы подошли к самой Москве и вот-вот войдут в город. Об этом уже передали по радио и еще сказали, что город на осадном положении.
Мне стало не по себе. Неужели мой город «откроет ворота» противнику? Потрясенный, я вернулся в госпиталь…
О том, что в это время происходило в Москве, мне рассказал Иван Иванович Беляков, старейший кинооператор «Союзкинохроники». Все, кто имел мало-мальски движущийся транспорт, грузились и двигались поспешно из Москвы. Шоссе, которое вело в город Горький (ныне Нижний Новгород), напоминало густодвижущийся транспорт в час пик.
Московская студия «Союзкинохроника» тоже нашла грузовичок-пикап и, загрузив в него десять человек, вклинилась в поток беженцев. Предложили эвакуироваться и оператору Белякову, но он отказался, сославшись на то, что жена его очень больна. За отказ эвакуироваться из Москвы Иван Иванович приказом директора студии был уволен. Вскоре жена его умерла. Он остался совсем один и без работы.
Беляков многие годы был аккредитован как оператор, снимающий в Кремле.
5 ноября к Белякову домой пришли двое военных из органов государственной безопасности, полковник и майор, и приказали следовать за ними. Ивана Ивановича привезли на станцию метро «Маяковская». Когда они спустились по эскалатору, станция была совершенно пуста. Оператору сообщили, что здесь, а не в Большом театре, завтра, 6 ноября, состоится торжественное собрание, посвященное 24-й годовщине Октябрьской революции, и здесь выступит товарищ Сталин. Беляков сказал, что уволен со студии и потому не может принять участие в киносъемке. Военные сообщили: он может считать себя восстановленным на работе.