Фуэте на пороховой бочке
Шрифт:
– Прекратите, Борис Всеволодович! Так вы уже и у нотариуса успели побывать? – спросила Настя, пытаясь увернуться от назойливого мальчишки и перекладывая телефонную трубку к другому уху.
– Ну, не я лично, для таких дел у нас есть специальные люди. Но там, у нотариуса, по документам все нормально. Я ведь предупреждал тебя, Лазарева: иногда своим рвением помочь человеку ты закапываешь его еще глубже. Я это знаю со слов адвокатов. Они часто идут на поводу у своих клиентов, веря, что те невиновны, и начинают собственное расследование, чтобы найти факты невиновности своего клиента. А на самом деле обнаруживают факты, способные забить последний гвоздь
– Двести пятьдесят рублей! – продолжил трясти Настю за рукав пуховика мальчишка.
– Оставь меня в покое! – строго прикрикнула на него она. – Борис Всеволодович, при чем тут адвокаты?! Зачем вы меня путаете? Что вы узнали?
– Наум Борисович написал, что после его смерти всем его движимым и недвижимым имуществом распоряжается его супруга, но…
– Но?
– Двести двадцать рублей! – перекричал всех мальчик с елкой. – Тетенька, ну сейчас же Новый год, ну, пожалуйста!
– Лазарева, где ты находишься, на аукционе? Ты слышишь меня? – спросил следователь.
– Конечно слышу! Отстань от меня! Это я не вам. Так что там за «но»? – спросила Настя.
– Вот это самое интересное! Все принадлежит ей, но только до того момента, пока она жива.
– Вот!
– Двести рублей! Ну, пожалуйста!
– Господи, за что?!
– Лазарева, что там у тебя?! Я прозваниваю деньги!
– Сейчас я заплачу этому несносному мальчишке двести рублей… На, возьми, только уйди! Извините, Борис Всеволодович.
Теперь Настя держала одной рукой телефон, другой елку, а между ног зажала свою дамскую сумку, отчего напоминала собой какую-то страшную архитектурную композицию.
– После смерти все его богатство перейдет… к Петру Рудольфовичу Соколову, – произнес следователь.
Сумка упала на землю, так как у Насти затряслись коленки.
– К-кому? Я что-то плохо слышу, наверное, связь плохая.
– Нормальная связь, – буркнул следователь, – и слышишь ты хорошо… Ничего ты не ослышалась. Профессор все завещал твоему Петру. А там немало… Даже какие-то счета за границей… То есть любой суд признает, что мотив у Соколова укокошить на операции учителя был.
– Какой суд? Господи! Борис Всеволодович, о чем вы говорите?! Неужели вы думаете, что Петр мог…
– А кто еще? Ты же сама утверждала, что Зою Федоровну хотят убить. А кому это надо, кроме Петра? Ведь кроме него, никому не выгодно. И теперь я должен о том, что нарыл, сообщить, – сказала ненавистная трубка сотовой связи.
– А если не сообщать никому? – жалобно попросила Настя.
– Не могу, я же следователь.
– Понятно… Что же я наделала! – Настя чуть не расплакалась.
– А сколько времени ты знаешь своего Петра? Понимаешь, о чем я? – спросил следователь.
– Понимаю… Знаю я его недолго, а ждала всю жизнь. Вы понимаете, о чем я?
– Понимаю. Но это все – лирика, которая в суде не рассматривается. Слышь, Лазарева, может, ты сама себе что напридумывала? Нафантазировала там… Может, он не тот человек, которым тебе показался? Один раз судим он уже был, вот и сейчас…
– Замолчите! Я не хочу этого слышать! – закричала Настя, и прохожие с удивлением посмотрели на женщину, находящуюся явно в истерическом состоянии да еще с какой-то обглоданной елкой в обнимку, когда у других нормальных людей новогодние красавицы стояли наряженными уже как минимум неделю.
– Настя, не кипятись. Я ведь не виноват, что выяснил такой факт.
– А мое состояние вы понимаете?! Выходит, я своими же руками свою любовь и… – Она поперхнулась холодным воздухом.
– Не истери! Еще ничего не произошло…
– Да, да, да! Ведь это вовсе не Петр сделал, правда? – обрадовалась Настя. – Зачем ему ждать пять лет? Он бы раньше ее убил?
– Зачем говоришь, чего не знаешь, Лазарева? Пока все стройно складывается. Он пообещал помочь профессору уйти из жизни. Но не за просто же так? Он умный человек, понимал, что рискует, догадывался, что может лишиться профессии и заработка. Поэтому компенсация за эвтаназию в виде имущества ученого вполне уместна, – говорил Борис Всеволодович.
Настя сейчас бы запустила телефонной трубкой в следователя, если бы он стоял напротив.
– А убивать вдову сразу было нельзя, немедленно бы заподозрили. Поэтому он и дал пожить Зое Федоровне пять лет. Это как бы его алиби. А вот сейчас как раз время…
– Он в тюрьме! – выпалила Настя.
– Покушения, если предположить, что имели место именно покушения, произошли до того, как Петр был арестован. – Следователь был совершенно несносен.
– Да какие там покушения?! Меня саму машина чуть не сбивала раз сто. В Москве такое движение! И что, на меня тоже были покушения? Какой-нибудь недотепа разлил масло на лестнице, и Зоя Федоровна приняла случайность за покушение на свою жизнь. Неудачное покушение, правда же? Мог выйти любой человек, не только она, и точно так же сломать ногу, поскользнувшись. Разве ж можно утверждать, что акция была направлена именно против нее? Глупости! – затараторила Настя.
– Лазарева, успокойся, ты мне сейчас своими воплями телефон посадишь. Еще один минус для твоего Петра: покушения на Зою Федоровну прекратились, как только его изолировали от общества. Ты хотела моего профессионального совета, так вот что я тебе скажу. Думаю, что в ближайшие лет пять Зое Федоровне ничто угрожать не будет – пока он будет сидеть.
Настя отключила связь. Ее просто разрывало от обиды, злости и бессилия.
– Этого просто не может быть, просто не может быть… – крутилась в голове одна-единственная мысль, словно заезженная пластинка.
– Купи мандарины, дорогая, – обратился к ней один из продавцов.
– Что? – не поняла Анастасия.
– Новый год, красавица! Чего стоишь с елкой, тоскуешь? Купи мандарины, два килограмма по цене одного отдам.
– Да? Спасибо… – Настя была готова на все.
В том состоянии, в какое впала Настя после разговора со следователем, ей лучше было бы не встречаться с рыночными мошенниками. Она вышла с рынка, потратив все пять тысяч, которые были с собой, получив везде какие-то бешеные скидки. Уже дома у Зои Федоровны Настя обнаружила, что принесла в дом кучу ненужных вещей. Чего только она не купила: яйцерезку китайского производства, которая развалилась на составные части уже при распечатывании коробки, так что разрезать яйцо для нее оказалось бы непосильной задачей; ершик для мытья бутылок, хотя давно и никто уже не моет никакие бутылки; мышеловку и еще кучу абсолютно ненужных в хозяйстве вещей. Из продуктов она принесла два килограмма действительно хороших мандаринов, килограмм яблок, килограмм неизвестно какого фрукта и кочан капусты. Довершала список покупок куцая елка, которая обсыпалась при легком дуновении ветерка.