Функция оргазма. Основные сексуально-экономические проблемы биологической энергии
Шрифт:
Таков был Ибсен, и таков его Пер Гюнт. Это драма, которая только тогда утратит свою актуальность, когда Перы Гюнты все-такиокажутся правы. До тех пор у праведных и правильных будут причины смеяться.
Я опубликовал обстоятельное научное исследование под названием "Конфликт вокруг либидо и бред Пера Гюнта".
Летом 1920 г. я вступил в Венское психоаналитическое объединение, хотя и не в качестве полноправного члена. Это произошло незадолго до Гаагского конгресса. Заседания вел Фрейд. Большей частью читались доклады клинического характера. Проблемы обсуждались объективно и с достоинством. Фрейд имел обыкновение очень точно и кратко обобщать результаты, формулируя свое мнение в нескольких заключительных фразах. Слушать его было большим удовольствием. В его изысканной, но лишенной аффектации остроумной речи подчас чувствовалась едкая ирония. После многих лет лишений он наконец наслаждался успехом. Официальные психиатры тогда еще не входили в объединение. Единственный активно действовавший психиатр Тауск, талантливый человек, незадолго до этого покончил с собой. Его работа "Об аппарате воздействия при шизофрении"была весьма значительной. Он доказал, что аппараты воздействия являются проекциями собственного тела, в особенности половых органов. Я правильно понял его позицию, только открыв в вегетативных течениях биоэлектрические возбуждения. Тауск был прав: душевнобольной шизоидного типа чувствует себя преследователем. Я могу присовокупить к сказанному, что такой больной не справляется
Психоаналитическое объединение работало как община людей, вьшужденных противостоять враждебно настроенному миру официальной медицины. Такая деятельность вызывала уважение. Я оказался самым молодым медиком среди коллег, которые были старше меня на 10-20 лет.
13 октября 1920 г. я выступил с докладом в качестве кандидата в члены объединения. Поскольку Фрейду не нравилось, когда доклады читали по рукописи, и он говорил, что слушатель уподобляется при этом человеку, который с высунутым языком бежит за автомобилем, в котором удобно устроился докладчик, я основательно подготовился к свободному изложению, но рукопись держал наготове Это оказалось необходимым, так как, не успел я сказать и трех фраз, как нить выступления исчезла в тумане идей, а продолжение, к счастью, сразу же удалось найти в рукописи. Дело завершилось хорошо. Такие детали очень важны. Гораздо больше людей говорили бы умные вещи и гораздо меньше ораторов мололи бы чепуху, если бы их не тормозил страх публичной речи. Каждому при хорошем внутреннем представлении об излагаемом материале доступна свободная речь. Но человеку бывает важно произвести особенно выигрышное впечатление, не осрамиться, к тому же мешают взгляды слушателей, устремленные на докладчика, - вот он и предпочитает смотреть в текст. Позже я сотни раз выступал без текста и приобрел славу оратора. Этим я обязан решению не брать тексты на выступление и в случае чего уж лучше "поплыть", чем не иметь контакта с аудиторией.
Мой доклад встретили очень благожелательно. На следующем заседании меня приняли в психоаналитическое объединение. Фрейд очень хорошо умел держать дистанцию и внушать к себе уважение. Он не был высокомерен, всегда держался в высшей степени приветливо, но за этим чувствовался холодок. "Оттаивал" он крайне редко. Он был великолепен, когда с бичующей иронией призывал к ответу какого-нибудь скороспелого всезнайку или выступал против психиатров, допускавших по отношению к нему недостойное поведение. В важных вопросах теории Фрейд был неуступчив. Техническим вопросам психоаналитической работы уделялось очень мало внимания, и этот недостаток оказался для меня довольно ощутимым в лечебной деятельности. Ведь не было ни учебных заведений, ни упорядоченного курса, в которых преподавались и разбирались бы эти вопросы, и каждый был предоставлен самому себе. Я часто советовался со старшими коллегами, но они мало что говорили, кроме "наберитесь терпения, продолжайте анализировать, и вы добьетесь результата". К этому обычно сводились все их рекомендации. Но чего и каким способом надо было добиваться, толком не объясняли. Самым трудным было продвижение в работе с заторможенными или даже молчащими пациентами. Тем коллегам, которые занялись психоанализом позже, уже не пришлось испытать столь безотрадного "плавания" в море технических проблем. Психоаналитики бессильно сидели часами, сталкиваясь с пациентами, которые не обнаруживали ассоциаций, не "хотели иметь" снов или ничего не могли сказать относительно сновидений. Хотя техника анализа сопротивленияи была теоретически обоснована, она не применялась на практике. Я знал, что препятствия анализу означали сопротивление раскрытию бессознательного содержания, знал также, что должен устранить его, но как? Если кто-нибудь говорил пациенту: "Вы сопротивляетесь", то в ответ он встречал непонимающий взгляд, ведь это, с точки зрения пациента, была не очень умная и непонятная информация. Не лучшим бывал результат и в том случае, если пациенту говорили, что он "защищается от своего подсознания". Если его пытались убедить в том, что молчание или упорство не имеет смысла, это былонесколько лучше и умнее, но не более плодотворно. А выход, который предлагали аналитики, всегда сводился только к одному: "Продолжайте спокойно анализировать". За этим-то "Продолжайте спокойно анализировать" и последовала самым непосредственным образом постановка мною вопроса об анализе характера.
В 1920 г., еще не чувствуя связи рекомендации коллег со своими дальнейшими действиями, я отправился к Фрейду. Он блестяще сумел распутать на теоретическом уровне узел сложной ситуации. Что касается техники, то наш разговор не удовлетворил меня. Анализировать, сказал Фрейд, значит прежде всего иметь терпение. У бессознательного нет времени. Следует справляться со своим терапевтическим тщеславием. В ходе других бесед он поощрял меня к более решительному действию в процессе лечения. В конце концов я понял, что лечебная работа только в том случае на деле является таковой, когда находится терпение понять процесс излечения.Было еще слишком мало известно о сущности душевного заболевания, детали этого процесса могут казаться неважными, но они очень важны, если надо изобразить функцию живого: вопрос о том, как и откуда возникают окостенение и заскорузлость в эмоциональной жизни человека, был путеводной нитью при изучении сферы вегетативной жизни.
На одном из последующих заседаний Фрейд ограничил изначальную формулу излечения. Первоначально она гласила, что симптом долженисчезнуть при осознании его неосознанного смысла. Теперь же Фрейд сказал: "Надо внести исправления. При раскрытии неосознанного смысла симптом может,а не должен исчезнуть". Это произвело большое впечатление. Какое условие ведет от "возможности" к "долженствованию"? Если осознание неосознанного не ведет безусловно к этому результату, то что должно добавиться для того, чтобы симптом исчез?Никто не знал ответа. Ограничение, которое Фрейд ввел в собственную формулу лечения, даже не особенно обратило на себя внимание. Продолжали толковать сны, ошибочные действия, цепи ассоциаций, которые возникали у пациентов. В сущности же механизма излечения отдавали себе отчет лишь немногие. Вопрос: "Почему мы неизлечиваем?" - не возникал. Это понятно, если принять во внимание положение, в котором тогда находилась психотерапия. Обычные методы неврологического лечения, вроде брома или формул типа "Вы только нервничаете, у вас нет недостатка ни в чем", нагоняли на больных такую тоску, что они ощущали как благодеяние возможность предаться своим мыслям, спокойно лежа на диване.
Их даже побуждали следовать правилу "говорить все, что приходит в голову".
Лишь много лет спустя Ференци открыто признал, что никто в действительности не соблюдал или не мог соблюдать данное правило. Сегодня это настолько естественно для нас, что мы и не ожидаем от больных таких действий.
В 1920 г. думали, что обычные неврозы можно "вылечить" месяца за три, самое большое за шесть. Фрейд прислал мне больного с пометкой в истории болезни: "На трехмесячный психоанализ, импотенция". Я мучился, а за стенами моего кабинета специалисты по внушению и психиатры неистовствовали по поводу "пагубности" психоанализа. Мы же, глубоко убежденные в правильности своей работы, жили ею. Каждый случай показывал поистине
Пробелы в сексуальной теории и психологи.
1. "Удовольствие" и "инстинкт".
Основываясь на результатах своих занятий биологией и опираясь на определение инстинкта, данное Фрейдом, я рискнул подойти к трудной проблеме удовольствия и отвращения. По мнению Фрейда, существовало поразительное явление, заключавшееся в том, что сексуальноенапряжение имеет приятныйхарактер в отличие от неприятного, по сути, напряжения остальных видов. В соответствии с обычным воззрением напряжение могло быть только неприятным,и лишь разрядка приносила удовольствие. В сексуальной сфере дело обстояло по-иному. Я интерпретировал ситуацию таким образом: в предвкушении формируется напряжение, которое должно было бы быть воспринято как неприятное, не будьудовлетворения. Но предвкушаемое удовольствие в результате удовлетворения не только порождает напряжение, а удовлетворяет и небольшуюпорцию сексуального возбуждения. Это небольшое удовлетворение и перспектива большого конечного удовольствия заглушали отвращение, вызванное напряжением из-за страха перед полной несостоятельностью. Эта информация означала для меня подход к тому функциональному объяснению инстинктивной деятельности, которое я дал позже. Так я пришел к тому, чтобы усматривать в инстинкте не что иное, как "двигательную сторону удовольствия".Современная психология порвала с представлением о наших ощущениях только как о пассивных переживаниях, без активности "Я". Более правильная позиция была занята, когда стали утверждать, что каждое ощущение реализуется с помощью активногоотношения к соответствующему раздражителю ("намерение"или "акт восприятия").Это был важный шаг вперед, ведь теперь можно было объяснить тот факт, что одни и те же раздражители, как правило вызывающие приятные ощущения, не воспринимаются в других случаях, при другой внутренней установке. В применении к сексуальной науке сказанное означает, что если у одного человека легкое поглаживание сексуальной зоны вызывает приятное ощущение, то у другого нет, так что он чувствует только прикосновение или трение. Этот факт явился подготовкой к восприятию отличия пережитого удовольствия, полноценного с оргастической точки зрения, от простого ощущения прикосновения, то есть принципиального различия между оргастической потенциейи оргастической импотенцией.Те, кто знаком с моими электробиологическими работами, знают, что в "активной позиции "Я" в процессе восприятия" проявляется электрический заряд организма, стремящийся к периферии.
В удовольствии я различал моторно-активнуюи сенсорно-пассивнуюсоставляющие, сплавленные воедино. В одно и то же время происходит пассивное переживание моторики удовольствия и наблюдается активное желание испытать ощущение. В то время в науке мыслили хотя и сложно, но верно. Позже я научился формулировать свои взгляды проще: инстинкт не является чем-то находящимся здесьи ищущим удовольствия там,он сам и есть моторное удовольствие.В этом воззрении обнаруживалась брешь. Как объяснить стремление к повторениюоднажды пережитого удовольствия? Я помог себе с помощью энграмм Земона: половое влечение есть не что иное, как моторное воспоминание об уже пережитом удовольствии.Тем самым понятие влечения сводилось к понятию удовольствия. Оставался вопрос о сущностиудовольствия. Следуя принятым тогда правилам ложной скромности, я говорил о своем неведении и тем не менее бился с этих пор над проблемой соотношения количества влечения скачеством удовольствия.Влечение определялось, по Фрейду, количествомвозбуждения, количествомлибидо. Я же обнаружил именно удовольствие как сущность влечения, а удовольствие есть психическое качество.В соответствии с известными мне тогда методами мышления количественное и качественное были несовместимыми областями, абсолютно отдельными друг от друга. Я не знал, как помочь себе. Но совершенно неосознанно был найден подход к будущей функциональной унификации количества возбужденияи качества удовольствия.С помощью клинико-теоретического решения проблемы влечения я подошел вплотную к границе мышления, механистически разделяющего разные сферы бытия. Противоречия - это только противоречия и ничего более. Они несовместимы. Точно с такими же проблемами я столкнулся позже, обратившись к понятиям "наука" и "политика" или к мнимой несовместимости констатации фактов с их ценностной оценкой.
Сегодня этот ретроспективный взгляд является для меня доказательством того, что корректное клиническое наблюдение никогда не сможет ввести в заблуждение. В этом случае не права философия! Корректное наблюдение всегда должно вести к выдвижению функциональных, энергетических формулировок, если прежде не свернуть с пути. Загадку представляет сам по себе страх столь многих хороших исследователей перед функциональным мышлением.
Я обобщил промежуточные результаты своих размышлений в докладе "К энергетике влечения", скоторым выступил 8 июня 1921 г. на заседании Венского психоаналитического объединения. В 1923 г. она вышла в "Цайтшрифт фюр зексуаль-форшунг". Помнится, что ее не поняли. С тех пор я не давал в журнал теоретических работ, ограничиваясь только клиническими.
2. Генитальная и негенитальная сексуальность.
На стадии предвкушения удовлетворение всегда меньше напряжения, оно возрастает. Только на фазе окончательного удовольствия спад совпадает со структурой напряжения.
Я руководствовался этим представлением вплоть до сего дня во всех сексуально-экономических размышлениях и при изложении своих взглядов по данным проблемам.
Эти теоретические размышления направлялись определенным клиническим опытом. Я уже упоминал о крестьянском сыне с полностью утраченной способностью к эрекции, которого лечил в то время. Он ни разу не испытал ощущения отвердевания полового члена. Исследование тела не выявило каких-либо нарушений. Тогда было принято строго различать душевные и телесные заболевания. Если обнаруживались какие-то нарушения физического состояния, то лечение душевного заболевания исключалось само собой. С нашей сегодняшней точки зрения это было, в принципе, неправильно, но оказывалось верным, если руководствоваться предположением о душевныхпричинах душевныхзаболеваний. Что же касается соотношения между функционированием духа и тела, то здесь господствовали неправильные представления.