Функция: вы
Шрифт:
Волны грохотали, вздымались и рушились. Воздух вибрировал от мощи сумрачных вод. Я догадывался, что таким сильным и живым океан представлял лишь тот, кто знал его в одичалых, воспетых маринистами крайностях; кто не догадывался, какой обыденной и серой морская вода может быть, если видеть ее так же часто, как проточную.
Габриэль мгновенно озвучила мои мысли:
– Напомни, из какой она глуши?
– Не знаю.
– Так спроси. Если ее топили в детстве, как котенка, лучше узнать об этом до медового месяца на островах.
Я метнул в сестру помрачневший взгляд:
– Сколько
– А чье? Хольда, что ли? – Габриэль закатила глаза. – О, за ним не заржавело бы разделить с ней горе, радость и прочие виды времяпровождения. Но ты один веришь, что он, если бы тоже был функцией Дедала, повесил бы на себя эту мертвую лошадь.
Ну уж нет. В это я не верил.
– Ты в курсе, что лжешь самому себе?
Возразить я не успел. Телевизоры мелко, гулко задрожали, как рельсы от приближавшегося поезда, и я скорее услышал, чем почувствовал, – дребезжание внутри своих костей. В бодрствовании нас разделял десяток раздражителей, приглушающих его, отупляющих меня. Но я все равно узнал это многократно усиленное, переведенное в звук и плоскость ощущение. И понял две вещи:
– Это атра-каотика.
– Ты просыпаешься.
Я открыл глаза. Наступила тьма. Сквозь нее на стене проступила медная полоса света. Она мягко высветила силуэт спящего в постели человека – мой.
– Ариадна…
Я с трудом выбрался из-под одеяла.
– Что-то происходит. Здесь атра-ка…
Ее кресло оказалось пустым. Корешок перевернутой книги грелся в поточном свете торшера. Оглушенный этим внезапным, труднообъяснимым одиночеством, я перевел взгляд на распахнутую дверь и, не раздумывая, активировал уджат. На секунду нити, косы, глади связей вспыхнули, превращая планету в гигантскую лампочку. Затем все осыпалось, и вперемешку с золотыми искрами я увидел черную роящуюся крупу. Плотный шлейф ее вился в коридоре. Четче, чем на первом снегу, – это был след от энтропа.
Вскочив, я дернулся к одежде, но мгновенно почувствовал, что переоценил себя. В глазах потемнело. Я бездумно положил руку на крестик под футболкой – там из-за Ариадны всегда сквозило, – второй облокотился на спнку стула, чувствуя еще большую усталость, чем до сна, ни с чем не сравнимую чугунную тяжесть недосыпа. Но где-то вдалеке – за стенами, коридорами – уже хлопали-хлопали двери. Так что я натянул джинсы, сдернул со спинки свитер и, не теряя больше ни секунды, рванул к Минотавру.
Глава 3
Дежа антандю
Вблизи и в ярости Ольга была огромной – особенно со спины. Раскинув руки, расставив ноги, она целиком перекрывала подход к мансарде, и от голоса ее, дрожащего, но зычного, на сувенирных полках по обе стороны звенело стекло.
– Немедленно! Впусти! Меня!
Ей что-то ответил Мару. Он стоял дальше, у золотой витражной двери, и из-за Ольги я его почти не видел.
Тамара с Виктором тоже были здесь. Держась поодаль, на границе Ольгиного буйства, они первыми заметили меня. Выразительные брови-домики Тамары горестно взметнулись. И хотя ее привычный венок из косы был распущен на черные волнистые гирлянды, а наброшенный сверху Викторов пиджак скрывал фланелевую пижаму, Тамара выглядела куда собраннее, бодрее меня. Потому, наверное, что Виктор, не отнимавший взгляда от Ольгиной спины, в повседневно-деловом костюме, тонкооправных, как у профессоров, очках, не ложился совсем. Я слышал, он вообще не спал. По причинам, прямо противоположным нашим.
– Олья, прошу тебя…
– Это я прошу тебя!
– Ты сделаешь только хуже, если…
– Хватить кидаться такими фразами, ничего не объясняя!
– Что происходит? – громко спросил я.
Ольга резко обернулась, хлестнув по воздуху змеиным хвостом серых волос. Ее цепочные серьги разлили звук, подобный трубчатым колокольчикам, и Сцилла с Харибдой, качаясь на самых длинных нитях, уставились на меня свирепыми прорезями зрачков.
– Еще и ты?!
Я бездумно кивнул. А что оставалось? Она была выше меня на голову – но сейчас казалось, что на все три.
Виктор деловито воспользовался смещением общего внимания и обратился к Мару:
– Как энтроп проник внутрь?
– Пока неясно.
– Так подумай! – Ольга снова крутанулась на мысках. – В лабиринт не попасть просто так! Тем более – добраться до Минотавра! Ты это знаешь! Я это знаю! Он…
– Что с ним? – не сдавался я. – Почему к нему нельзя?
Ольга цыкнула.
– Это я и пытаюсь выяснить. Но он меня только задвигает! – Она бросила на Мару инквизиторский взгляд. – Я шесть часов проторчала в полиции, потому что кому-то приспичило вскрыть человека, на которого работает армия юристов! Меня уже тошнит от отмазок!
Меня кольнуло узнаванием, опущенными именами, но где-то очень глубоко – под нарастающей коркой беспомощности.
– Он, – я дрогнул, тоже глядя на Мару, – хотя бы жив?
Мы все смотрели и наконец услышали:
– Да.
Но как-то не так. Не как о живом.
– Оу, – первым понял Виктор.
– Оу?! – рявкнула Ольга.
– Если это то, что я думаю, его нужно перевозить в боксе. Ты сообщил скорой?
– Я позвонил в инфекционку, – вздохнул Мару. – Приедут оттуда.
Ольга в ярости заметалась между ними.
– С каких пор и у вас телепатическая связь?!
Виктор вежливо отступил на пару шагов.
– Большинство энтропов не настолько заразны, чтобы быть орудием быстрого убийства. А это, полагаю, именно оно. То есть покушение, да, покушение на убийство – но тот, кто это сделал, очевидно, знал, что Минотавр – не функция Дедала. Почти полное отсутствие инкубационного периода вкупе с высокой вирулентностью наблюдается лишь у одного заболевания, вызываемого атра-каотикой, – Виктор сверился с Мару. – Дрезденская чума.
Любой на нашем месте захотел бы ослышаться.
– Дрезден… что? – свирепо переспросила Ольга. – Та, которой эс-эйтовцы закончили Вторую мировую, выкосив обе стороны фронта?! И которая должна была остаться только в учебниках истории – эта дрезденская чума?! Разве Эс-Эйт не запер по подвалам оставшихся носителей?!
Возможно, ей кто-то ответил. Я не слышал. Галерея сузилась до золотой витражной двери, которая вдруг стала недосягаемой. Почему? Почему он вообще был там? Я же просил его лечь спать. Я же…