Функция: вы
Шрифт:
– …прислал видео, там раскололо триста метров променада. А это полтора часа езды. Значит, и нас вот-вот накроет.
– Прошу, ваш билетик… А разве завтра не поднимают волноломы?
– Ну, это да, но ты сама их видела? Древнючие, как моя литовская бабка. А ведь ее в Сибирь раскулачивали. Не девочкой причем.
Не-смотрительница плотно обвилась вокруг моего локтя.
– Вы устроите сцену, что бы я ни делал? – выдавил я.
– Конечно. Это суть игры.
– Но вы в любом случае победите…
– Это. Суть. Игры.
Она закинула ногу на ногу, демонстрируя
Я запаниковал. Я и представить не мог, что будет, когда до нас дойдут.
– Доброе утро… билеты, пожалуйста.
– Спасибо… хорошей поездки.
Думай.
– Билетик…
– Спасибо…
Думай!
– Билетик…
– Спасибо…
Да не о ней думай, господи!
– Билетик, малой.
Передо мной раскрылась ладонь. Я увидел часы под ослепительно-белой манжетой, выбивавшейся из рукава бежевого пальто. Я не сомневался, оно было кашемировым, потому что выглядело так же, как звучало: тканным золотом. Как то, с чего не отстирывалась кровь.
Я сунул билет в руку и только тогда поднял голову, но симбионт уже отвернулся. Кашемировая спина закрыла нас от проверяющих, так что я мог только слушать – и, конечно, слушал – как он первым поприветствовал их, как затянулась пауза после обмена любезностями, потому что не на каждой работе можно встретить человека с повязкой на глазу, как у принца. Втроем, за проверкой билетов, они продолжали говорить о грядущем шторме, а я все смотрел, слушал и думал, что, если что-то пойдет не так, и проверяющие обратят внимание на молодую женщину, неприятности будут уже у них. Как в кино, когда не вовремя зашедшие за солью соседи замечали за диваном окровавленную туфлю.
Не-смотрительница разочарованно вздохнула.
– Они не бесят тебя? – Она привалилась к спинке кресла.
– Они? – перевел дыхание я.
– Эти, – не-смотрительница кивнула на кашемировое пальто. – Нет более жалкого зрелища, чем суперхищник с повадками паразита.
Я не ответил. Рассыпаясь в прощаниях, мужчина с женщиной двинулись дальше по вагону. Энтроп отсалютовал им вслед – окровавленная туфля так и осталась незамеченной. Нам же он бросил:
– Я к окну не полезу.
И когда обернулся, распуская узел длинного серого шарфа, мне сразу стал понятен восторг пацана с вокзала. Я тоже видел таких людей только в новостях об угасающих монархиях и в экранизациях Фицджеральда. Повязка на правом глазу была расшита, черным по черному. Зачесанные назад волосы имели столь редкий каштановый оттенок, что подобрать его специально казалось сложнее, чем сразу таким родиться. В нем было что-то от перезрелой черешни и мокрого корабельного дерева, так что на этом контрасте узкое, в небрежных родинках лицо имело самый благородный из всех оттенков аристократичной болезненности.
– Машери, – молвил энтроп с ласковым французским акцентом. – Я обожаю твои коленные чашечки. Постоянно думаю, с какими блюдцами их сервировать. Прошу, не вынуждай меня ломать то, что мне дорого. А затем сращивать. А потом ломать еще раз.
Не-смотрительница вздохнула:
– Любовь моя… Что за последний довод королей?
– Двигай к окну.
– Не могу. И не хочу.
– Зато я могу, – сообщил я, попытавшись встать. – Пожалуйста, можно…
Рука энтропа впечатала меня обратно в кресло.
– Пересядь к окну, любовь моя, – повторил он с улыбкой, в которой не было ничего от улыбки.
Выдержав молчание, достойное пыточной камеры, молодая женщина перебралась на дальнее кресло.
– Ты тоже двигайся, малой.
Меня просить дважды не пришлось.
Энтроп сел рядом, приподнял манжету. Минотавр рассказывал, что для решения матриц энтропы Эс-Эйта использовали по двое-трое часов, но у симбионта были одни, самые простые, с секундной стрелкой и крохотным глазком хронографа. Я не хотел знать, насколько везения в нашей встрече было больше, чем расчетов.
– Меня зовут Влад. – Он одернул рукав. – Не очень рад знакомству, если честно.
– Взаимно, – согласился я.
Он пригладил полосы шарфа на груди.
– Я зову ее Шарлоттой. Знаешь, пирог есть такой? С печеными яблоками, на савоярди. Конечно, тирамису намного изысканнее, и даже панна котта… Но машери сказала, это похоже на клички для мальтезе…
– Для бишон фризе, дорогой.
– Да хоть для мартышки, родная.
Влад подпер пальцем висок и неожиданно перешел к делу:
– Ваши синтропные цацки… Она их сожрала.
– Знаю. Теперь их микробиом убивает ваш микробиом.
– Внутри машери – да. Но раз ты из местных, то понимаешь: это работает не по принципу антибиотика. Синтропы убивают нас не так, как мы убиваем людей. Сначала вы делаете нас крайне, я бы даже сказал эпидемиологически, неприятными для окружающих. Технически мы убиваем себя сами, за компанию.
Конечно, я знал. По словам Минотавра, это чуть ли не единственная причина, почему в древности синтропы держали при себе энтропов – в качестве оружия. Не вилами же расправляться с неугодными. Не топорами. Оставалось лишь порадоваться, что внутри меня, как и внутри всех, чье существование разделено с контрфункциями, атра-каотики-суммы было намного меньше, чем у полноценных функций, в которых Дедал был авторизован. Так что я не делал Влада сильно опаснее для людей, чем он уже был.
Чего не сказать об искрах.
– Если она умрет… вы нарушите параграф четыре-точка-восемь. Энтропам и синтропам запрещено убивать людей.
Симбионт сощурил глаз.
– Готовый фарш не прокрутить обратно, верно. Однако повторю: пока это в моих силах, я не позволю ей умереть. Но не по доброте душевной, ясное дело.
– То есть… мы торгуемся?
Он приподнял бровь.
– По телефону ты не казался таким сообразительным.
Я и сейчас не был таковым. По правде, до меня только дошло, зачем энтроп вытащил меня сюда. И почему, блин, меня, а не любого другого, кто не слажал бы еще в самом начале, поведясь на телефонные угрозы.