Фурье
Шрифт:
Пожалуй, чаще других новичков приходил в комнатку на улицу Ришелье молодой румын по фамилии Диамант. Тудораке Мехтунчиу Диамант приехал в Париж из Бухареста и, занимаясь в одной из высших школ, вскоре примкнул к фурьеристам. Вся его неуемная энергия, казалось, уходила теперь на то, чтобы приобщать к идеям Фурье своих земляков и знакомых. Всякий раз с его приходом в комнате метра становилось тесно — от шума, от обилия жестов и прожектов. Диамант тут же выкладывал несколько новых вариантов плана великого переустройства Румынии на социетарных началах. Он был глубоко уверен, что именно
Во время этих посещений Фурье искренне любовался целеустремленностью Диаманта. Да и он сам того же мнения, что опыты можно начинать не только в окрестностях Парижа и что результаты скажутся куда быстрее, если создать одновременно несколько фаланстеров в разных странах…
Однажды Фурье признался Диаманту: «В отношении моей системы я не рассчитываю на французов. Они, как и итальянцы, испанцы и немцы, увязли в строе Цивилизации; но я рассчитываю на Восток, особенно на русских, которые, как все славянские народы, весьма склонны к общности».
Диамант не ограничивался выступлениями на организованных собраниях и встречах. Не раз он поднимался на сооруженную друзьями наспех шаткую трибуну и прямо на улицах и площадях Парижа вещал о выгодах ассоциации. Пламенная речь юноши собирала толпы парижан.
Как-то примчался к Фурье со своей только что вышедшей из печати брошюркой. Как ребенок радовался пахнущим типографской краской листкам. Опубликовал статью анонимно, на французском языке. В ней постарался по-своему объяснить, почему восстали лионские ткачи. Бедные не перестанут отнимать у имущих до тех пор, пока не наступит изобилие, а изобилие возможно лишь при общественном хозяйствовании…
Вернувшись в Бухарест, Диамант, этот высокообразованный инженер, отказался от выгодных должностей, до конца жизни отдав всего себя пропаганде фурьеризма, Словом, Фурье воочию убеждался, что его «открытие» уже выходит за пределы Франции. Это не просто популярность. Для современников он становится полулегендарной личностью. О нем повсюду ширится молва, устная и письменная, ему посвящают панегирики, его избирают в качестве объекта своих насмешек сатирики и карикатуристы. На одной из карикатур он изображен о хвостом, на конце которого прицеплен огромный глаз, а внизу подпись, что его теории сводятся к тому, чтобы на земном шаре создать людей, «вооруженных хоботами, рогами, костями и хвостами».
Но он уже привык к насмешкам.
По причине недостатка средств 23 февраля 1834 года вышел последний помер журнала «Фаланстер». Ученики решили сосредоточить теперь свою деятельность на издании отдельных пропагандистских брошюр. Оглядываясь назад, можно было сказать, что журнал сослужил движению немалую службу: только Фурье на его страницах опубликовал 83 статьи. Важно и то, что «Фаланстер», не замыкаясь на задачах популяризации, успевал освещать самые разнообразные вопросы общественной жизни Франции. Обращаясь в своих критических статьях к проблемам литературы, Консидеран, а за ним и другие авторы призывали писателей смелее обнажать язвы существующего строя.
В 1833 году в статье «О нынешнем направлении литературы» Виктор Консидеран писал: «Разве мы так богаты картинами счастья и гармонии, разве вина художников, если наше общество является обширной мастерской, где дружно трудятся
Задачи литературы — показать ужасные, нечеловеческие страдания, все язвы современного строя. «Искусство, — по словам Консидерана, — должно разъять на части нашу цивилизацию, выставить напоказ, без покрывала безобразную, отвратительную, такую, какая она есть на самом деле».
К середине 30-х годов во Франции в результате обострения классовых противоречий начинается новая волна революционных битв. В апреле 1834 года парижские газеты были полны сообщениями о лионских событиях. Опять в городе ткачей раздался боевой клич: «К оружию!», опять кареты, телеги, дилижансы, камни мостовых, бочки и доски, мебель из домов пошли на сооружение баррикад. Потребовалось два часа, чтобы большинство улиц Лиона были перерезаны баррикадами. Над трактиром Бувра восставшие водрузили красное знамя. Бои на улицах города продолжались семь дней.
Толчком к восстанию послужил судебный процесс над организаторами стачки, имевшей место в Лионе еще в феврале. Возбуждение народа возросло также в связи с изданием 25 марта закона против нелегальных союзов. Восстание было подавлено с большой жестокостью. В Париже ожесточенные уличные бои, как отклик на лионские события, продолжались два дня.
Фурье следит за выступлением рабочих в Лионе. Он уверен, что их борьба справедлива и «это их сопротивление является весьма законным и весьма естественным».
Консидеран об этих же событиях пишет, что частые восстания рабочих Лиона неизбежны, они не могут быть предотвращены репрессиями. Только произвол предпринимателей, голод и безработица толкают пролетариев на путь революции. Признавая стачку как метод пролетарской борьбы, он в то же время призывает рабочих не связывать свои интересы с борьбой политических партий, так как это принесет только пролитие крови. Он даже обращается к частным партийным деятелям с призывом «перестать компрометировать дело пролетариата» вовлечением его в борьбу за «кровавую республику».
Высоко оценивая решимость лионцев, и Фурье и Консидеран, однако, далеки от мысли, что именно этот восставший во имя хлеба и работы рабочий люд сможет стать преобразователем общества.
Фурье упорно размышляет о судьбах зарождающегося рабочего класса. Он видит борьбу пролетариев за свои права, видит и то, что эта борьба все обостряется. Но принадлежит ли данному классу будущее? Фурье в этом совсем не уверен. Более того, он приходит к огорчительному для себя выводу, что народные массы не подготовлены к тому, чтобы правильно понять и принять его «открытие».