Фуршет с трагическим финалом
Шрифт:
— То есть тебе безразлично было, кого еще убивать?
— До фени! — ответил Полубейцев.
— А говоришь, что по правильным понятиям живешь, — усмехнулся Карташов. — Уж нам-то зубы не заговаривай, ладно?
— Вообще могу ничего не говорить! — злобно огрызнулся Полубейцев.
— Да нет уж, ты тут столько наговорил, что на полпути не остановишься. Давай, давай, давай, не тяни кота за хвост!
— Короче, все вышло, как замышлялось. Гарпун Игорька замочил и сучку эту. Жалко, правда, что старого петуха
— Это ты про кого? — заинтересовался Карташов.
— С нами сидел на конференции один франт, Евгением его, по-моему, звать. Весь такой надутый, как индюк, все на девчонку засматривался, на журналистку. Эх, и не понравился он мне…
Карташов чуть усмехнулся и скосил взгляд на Ларису. Она поспешила отвести глаза. Почему-то ей стало стыдно за Евгения, что его этот уголовник обозвал петухом.
— Ну а потом что было? — вернул разговор в деловое русло Карташов.
— А потом Гарпун плетку скинул и свалил. После мы встретились и рассчитались полностью.
— И ты начал наезжать на Ингу, — продолжил за него Карташов.
— А что, оставлять ей было мои деньги? За которые я семь лет надрывался? А она всю жизнь жопу от дивана не отрывала! — Полубейцев снова начал распаляться.
— Тобой же двигали благородные побуждения, когда ты Ростовцева заказывал, — напомнил Карташов. — Ты же типа за друга мстил!
— И ей за него! — тут же сказал Полубейцев. — Она память предала Костину, за его дружка скурвившегося замуж выскочила, чтобы деньги ей достались, за которые Костя кровь пролил, а мне срок навесили!
Такого прощать нельзя!
— Так, понятно, — махнул рукой Карташов. — Давай теперь про Гарпуна рассказывай.
— А его я бы и не стал грохать, если бы эта сучка ментовская не влезла, — он показал на Ларису.
— А откуда ты узнал, что мы на него выход нашли?
— Что ж вы думаете, только у вас друзья есть? У меня тоже, слава богу, имеются, перечирикал я кое с кем да и узнал, что она к Гарпуну подбирается. А у Гарпуна одна дорога была — колоться, поскольку знал он, что Бычара на него зуб имеет и пришьет обязательно. Лучше уж в тюрьму, чем под пулю. Нельзя его было в живых оставлять, никак нельзя. Вот я и пришел к нему будто о новом деле поговорить, новый заказ дать.
— И подсыпали ему транквилизатор? — спросил Карташов.
— Чего подсыпал? — не понял Полубейцев.
— Так называется вещество, обнаруженное в крови Бортникова, — пояснил Карташов. — Тормозящее действие оказывает.
— Не знаю я, как оно там по-научному называется, я просто попросил у знакомого своего достать мне чего-нибудь такого… тормозящего, — повторил он формулировку Карташова.
— А потом убил его пепельницей?
— Точно, — кивнул Полубейцев.
— Это тоже из высоких побуждений?
— Подумаешь! Если б не я, так его Бычара пришил бы, так какая разница? — цинично и даже как-то весело проговорил Полубейцев.
Лариса смотрела на него и пыталась понять, через что же нужно пройти человеку, чтобы так спокойно рассуждать о том, как он совершил убийство. Или это изначально было в нем заложено?
Через некоторое время допрос был окончен, Полубейцев рассказал почти все. Но вот в убийстве Парамонова упорно отказывался признаваться. Карташов бился с ним, бился, но Михаил упрямо стоял на своем.
Звонил Ларисе, оказывается, совсем не он. А какой-то его более образованный дружок-уголовник. Но, естественно, по его команде. Лариса еще раз поглядела на Полубейцева и с трудом представила, что такой человек мог что-то говорить с трибуны и руководить коллективом. Но она уже привыкла к таким житейским парадоксам.
— Ладно! — в конце концов махнул рукой Карташов и вызвал дежурного. — В камеру его, — распорядился он.
Полубейцева увели. Карташов с усталым, но довольным видом откинулся на спинку стула и потянулся.
— Как же все-таки быть с Парамоновым? — спросила Лариса.
— Парамонова придется представить главной жертвой, — вздохнул Карташов. — Несмотря на то что преступник не колется. Расколется, значит… Эх, надоело мне это выполнение социального заказа, но что я могу сделать?
— Требовали же другого преступника!
— Пошли они все! — эмоционально выругался Олег. — Есть преступник, который сознался в двух убийствах, сознается и в третьем. А на самом деле, может быть, Парамонов этот выпал из окна сам, по пьяни.
Спустя несколько дней они снова встретились, и Лариса спросила:
— Ну что, признался Полубейцев в убийстве Парамонова?
— Нет, — покачал головой Карташов. — Его, конечно, обработали, он после этого сказал так вяло, что, мол, если нам так надо, он подпишет, но на самом деле он не убивал. И я ему, кстати, верю…
— Значит, чиновник просто перепил и выпал из окна сам?
— Скорее всего, — ответил Карташов. — Сказать точно все равно никто не может. Парамонов мертв, твой муж спал мертвецким сном. А Полубейцев, наверное, в этом не виноват — зачем ему отрицать? Какая разница — два трупа или три?
— Николаичева-то теперь освободите? — немного помолчав, спросила Лариса.
— Это пускай начальство решает, — нахмурился Олег. — Наверное, придется. Вся же версия рассыпалась. Там, кстати, адвокаты засуетились насчет него, Европейским судом грозят, американцами, еще бог знает кем. Так что, — он развел руками, — мне остается только сказать тебе в очередной раз спасибо.
— Пожалуйста, — просто ответила Лариса и, зевнув, направилась к выходу. — Что-то в последнее время сплю мало, — пожаловалась она. — Поеду домой, отосплюсь…