Футбол с улыбкой
Шрифт:
Очень мало кто знает, что в Баку я ездил еще много раз. Меньше чем на день – когда были выходные. Чтобы встретиться со своими друзьями по «Нефтянику», с которыми после перехода в «Арарат» я не разорвал связей.
Конечно, стал делать это не сразу – нужно было, чтобы поутихли страсти после моего перехода. Но потом втихаря начал – на следующий день после домашних туров, когда ни им, ни мне не надо было лететь с выезда. Толя Банишевский по прозвищу Молокан, Казбек Туаев, Толя Грязев, иногда – другие ребята. Лететь от Еревана до Баку – сорок пять минут,
Впервые я поехал с «Араратом» играть в Баку в золотом 1973-м. Но на Кубок, поскольку два клуба тогда играли в разных лигах. Чтобы меня взяли играть на родину, понадобился приход в «Арарат» Никиты Симоняна. Первые два года меня туда не пускали – то ли за безопасность боялись, то ли партийное руководство Азербайджана просило армянских коллег, чтобы на трибунах ничего не началось.
Но у Симоняна был большой авторитет. И перед тем кубковым матчем он меня спрашивает:
– Поедешь в Баку?
– Никита Палыч, два года никто меня туда не берет! – объясняю.
– Я тебя возьму! Решим вопрос!
Приезжаем, команду хорошо приняли. Азербайджанские болельщики сидели на центральных трибунах, армянские – за воротами.
Первый тайм я «прогулял». Симонян в перерыве был недоволен:
– Давай уже заканчивай!
А я был немного растерян:
– Никита Палыч, если я забью – тут война может начаться!
В итоге на поле меня оставили, и через несколько минут я забиваю. И не знаю, что делать. Тихонько к центру пошел, даже руки не подняв. Поскольку понимал, что начнется, если как-то отпраздную гол.
Драки на трибунах не случилось. А свистели мне в итоге армянские болельщики, увидев, что я не радуюсь.
Так и закончили, 1:0. В раздевалку уходили моментально после финального свистка, повода болельщикам хозяев бушевать не дали. А в ответном матче, в Ереване, выиграли 3:1, там я забил третий мяч.
Потом я в Баку очень долго не был. До июля 2009 года, когда в рамках «народной дипломатии» вместе с представителями интеллигенции Армении и Азербайджана побывал на приеме у азербайджанского президента Ильхама Алиева.
Помню, что в состав группы входил, например, замечательный певец, уже давно посол Азербайджана в России Полад Бюльбюль оглы, с которым у меня сложились прекрасные отношения еще в Баку, во времена, когда я играл. За один день мы побывали в Ереване, в Арцахе и в Баку. Задумка была такая, что культурные люди из двух стран встретятся и поговорят, но не о политике. Это было еще задолго до Второй Арцахской войны, более чем за десять лет.
Баку стал красавцем. От аэропорта до центра города раньше одна узкая дорожка вела, а теперь – широкое шоссе, аэропорт современный. Приняли нас очень хорошо, по банке черной икры каждому участнику, помню, подарили.
Как меня, футболиста, туда включили – я узнал уже после. Оказалось, что Алиев, который в детстве увлекался футболом, – а я тогда как раз играл за «Нефтяник» – высказал пожелание организаторам встречи: «Когда будете ехать, не забудьте Маркарова». На самом приеме всех участников стали представлять, и только дело дошло до меня, президент Азербайджана сказал:
– Стоп. Этого парня мне представлять не надо. Я о нем знаю все.
Поговорили, пошли фотографироваться. Когда собрались для съемки, Алиев говорит:
– Эдик, иди сюда! Давай мы с тобой вдвоем сфотографируемся, а потом все вместе.
Тот день для меня был насыщенным и памятным – три перелета (ведь ночевал я уже дома), приемы у глав государств, много встреч. В Баку прилетели достаточно рано, а к Алиеву надо было идти во второй половине дня. До того, узнав о моем приезде, ко мне пришли Казбек Туаев и еще несколько партнеров по «Нефтянику». Посидели, поговорили, вспомнили – как в те выходные, когда я тайком на несколько часов прилетал к ним из Еревана в Баку. Только Толика Банишевского давно уже с нами нет – и не его одного…
Я много хорошего вспоминаю о Баку и «Нефтянике». Но никогда не жалел о том, что сделал в четыре часа утра тем поздним осенним днем 1970 года.
Глава II. Отец-футболист и уроки улицы
Я бы мог и не быть Маркаровым. У моего деда по отцовской линии Агалара была фамилия Тер-Маркарянц. Но когда он с семьей переехал из своего села Шервенанц (оно расположено в Арцахе и сейчас находится под контролем Азербайджана) в Баку, приставку «Тер-», свидетельствовавшую о родовитых армянских корнях, убрали. А потом и окончание поменяли с «-янц» на «-ов», как это было принято в Российской империи. Так и появилась фамилия, которую впоследствии узнали футбольные болельщики, – сначала поколения отца, а потом и моего.
В то время рожали много, и у бабушки с дедушкой детей было пять или шесть, а то и больше – просто некоторые из них умерли во младенчестве. Я, кроме папы, знал только его сестру. После того как родился очередной малыш, деду предложили хорошую работу в Баку – городе, который после открытия нефтяных месторождений начал бурно процветать.
Дом моих предков в Шервенанце, как это ни удивительно, сохранился. Я был там, когда ездил в те края. Когда-то поехали туда на товарищескую игру, и мне этот дом показали – приезжай, мол, живи! За этим домом следят, и мне сказали: «Напиши нам, что это твой дом, мы там что-то вроде музея сделаем, чтобы жители знали». Я дал добро. Что с ним произошло дальше – не в курсе. Но люди все делали от души, это точно.
Дед до революции был богатым человеком. Ему принадлежали все бани в Баку. В то время в баню простому человеку попасть было не так легко, а представьте, каким влиянием пользовался человек, который владел ими всеми в городе! А потом случилась социалистическая революция, у богатых все отобрали, в том числе и у деда. Но никаких репрессий по отношению к нему не применяли, поскольку он со случившимся смирился, коммунистов не обижал. Более того, ему даже выделили хорошую пенсию.
Я Агалара застал. Когда ему приносили пенсию, он по рублю давал нам с сестрой Ирой. Тогда это были хорошие деньги. Мы уже знали, что будет, когда дед получал пенсию, и, как только это происходило, – тут же садились рядом с ним. В этот день я уже в школу не ходил – находились дела поинтереснее, ха-ха!