Футбол. Искушение
Шрифт:
Тяглов машинально потянулся в карман за сигаретами, но вовремя увидел на входе большой наружный термометр и над ним - знак "Не курить". Вспомнил об антиникотинном лечебном спрее, забытом на тумбочке, - Кузьмич на днях всучил - и решил мужественно терпеть.
Близко взвыла проходящая электричка, разрушив загородную идиллию. Сверху начало накрапывать. Редкие светильники только подчеркивали темноту, окутавшую окрестности. Матвей накинул капюшон, сунул руки в карманы и решил немного пройтись. Звук электрички растаял вдали, и опять наступила тишина, подчеркиваемая еле слышным шуршанием легкого дождя.
Отойдя немного в сторону, он сошел с начинающего влажно блестеть
Огромное поле сияло и парило в тихой ночи. Его размеры преувеличивались сгущающейся кромешной тьмой по краям, серебряными вспышками капелек дождя в холодных электрических лучах и полным, абсолютным безлюдьем. Это было не просто красиво, это было прекрасно, захватывающе и величественно. Поле, как вещь сама в себе, вне времени, вне пространства. Как храм в ожидании своих адептов и паломников, или античное изумрудное ристалище в отдыхе от яростных боев.
Матвей подошел вплотную к полю, к натянутой по кромке веревочной сети на высоченных бетонных столбах. Ближайший был с самого низу и до середины обмотан мягким металлически-серым материалом, похожим на дачный рулонный утеплитель. Потрогал рукой. Пухлый, на ощупь приятный и, казалось, чуть теплый. Присел на корточки, прислонился спиной, расслабился и прикрыл глаза.
Он слышал легкий шорох листвы, умиротворенный шепот травы под ногами, невесомые всплески падающих с темного неба дождинок. Слушал тишину округи, упиваясь собственной невесомостью и спокойной безмятежностью окружающего.
Потом, сквозь тишайший шелест природы начали пробиваться звуки, сначала неясные, потом все более и более отчетливые. Сначала чьи-то отдаленные голоса, неясные вскрики и смех, перемежаемые отрывистыми шлепками о мяч, горячий азарт, потом вдруг далекий, но отчетливый взрыв веселья, радости и одновременно огорченья.
Ему казалось, что еще чуть-чуть, и он увидит наяву, своими глазами, это славное поле ярким солнечным днем, и тех сильных и смелых людей, десятилетия назад весело и азартно гоняющих мяч по нему, поймет всей своей сущностью и вкусит целиком, полностью, секрет того дела, так их увлекающего и так самозабвенно втягивающего, что сплачивает в единый, согласно действующий организм, включающий и тех, кто на поле непосредственно, и тех кто рядом, только самой близостью своей причастных к этому странному волшебному действу.
Почему-то подумалось о себе, что он так и остался тем же добрым, ко всем доверчивым, а потому - немного недалеким мальчиком, каким был в детстве.
Потом он открыл глаза, и наважденье исчезло.
Еще немного постоял, смотря и слушая округу. Постепенно ноги начали подмокать, стало холоднее, и он вернулся к себе.
Спал Матвей крепко и без снов.
***
Проснулся Матвей сам, от зудящего стрекота газонокосилок, доносящихся в приоткрытое с вечера окно. Полежал немного. Уже не заснуть. Не торопясь, встал. Потянулся, зевнул. Хорошо выспался. Бррр, однако прохладно. Подошел к окну, отодвинул тяжелую штору, глянул сквозь стекло, - на футбольном поле ровными рядами ходили мужики в одинаково ярких куртках, толкая тележки стригущих траву агрегатов. На базе рабочий день. Тщательно закрыл форточку. Стало тише.
Матвей, накинув халат из шкафчика, вышел в тесный коридорчик, воспользоваться общими удобствами, но ванная была занята, там уже плескался
Через некоторое время сей сосед-наставник вырос на пороге Матвеевой комнаты и изрек:
– Давай, дуй в ванную, потом с документами поработаем, а затем... а затем далее, далее и далее...
– усмехнулся в бородку Федор Кузьмич.
Сразу после завтрака, Федор Кузьмич и Матвей уселись в комнате наставника, как более просторной, разложили содержимое полученной накануне папки по поверхности письменного стола и подробно, пункт за пунктом, изучили, проверили и проработали трудовой договор и другие документы. Бумаг оказалось неожиданно много. В необходимых местах требовалась личная подпись, которую Тяглов, полагаясь на Кузьмича, безропотно ставил.
По завершению Кузьмич с неожиданной теплотой поздравил Матвея с принятием в "славную семью". С этого момента он стал футболистом-профессионалом, формально приписанным к одной из второстепенных команд клуба. Кузьмич объяснил, что это положение, как он горячо надеется, временное, и Матвей со временем, по мере достижения необходимой формы и навыков, займет подобающее место.
– Деньги тебе будут платить небольшие, на "поддержание штанов"... сам понимаешь, никаких бонусов, вознаграждений пока не планируется. В "особых условиях" прочерк.
Матвей все понимал, и эти "небольшие деньги" казались ему вполне приемлемыми. Тем более, на фоне недавнего полного безденежья.
Закончив с формальностями, пошли получать амуницию. Инструктаж Кузьмич перенес на потом, непосредственно перед предстоящей тренировкой.
Тренировки были отдельной загадкой для Матвея. Что за тренировку нужно изобрести, чтобы из обыкновенного обывателя, каковым вполне справедливо считал себя Тяглов, сделать профессионального спортсмена высшего уровня? Да еще и за ограниченный срок. Как-то очень сомнительно все это. Но вслух свои опасения высказывать не спешил. Господину Некрасову виднее, да и есть ли альтернатива для самого Матвея? Действительно что ли идти на рынок подсоблять кавказским торговцам фруктами? Так у них и своих земляков хватает. Он прекрасно осознавал свою реальную физическую форму и предпочитал глубоко об этом не задумываться, чтобы не скатиться в неверие, а там и до отчаяния недалеко.
На базе было пустынно, основная команда была в отъезде, встречались только отдельные, спортивно выглядящие ребята, и это было хорошо. Не хотелось бы с первого дня, постоянно и массово, лоб в лоб натыкаться на парней, во всем тебя превосходящих. Так и до комплекса неполноценности рукой подать.
Спустились на первый этаж, зашли в помещение, которое Матвею сразу захотелось назвать "подсобкой". Посередине, почти во всю ширину - подобие прилавка, позади - стеллажи до потолка с упаковками одежды, сбоку канцелярский стол с компьютером. За столом сидел начинающий полнеть невысокий, с залысинами, мужчина лет сорока, в шортах и клубной футболке.
Увидев Кузьмича, мужик вздел руки вверх, прокричал что-то невнятно-приветственное, шустро выскочил из-за стола и бросился азартно тискать руки Кузьмича, переходя на объятия. Наставник отвечал не менее воодушевленно и радостно. "Они все здесь друг друга знают, и Кузьмича неслабо уважают", - подумал Матвей, скромно отворачиваясь к стене с огромной черно-белой фотографией из легендарных футбольных времен.
– Федор Кузьмич, давай не расплываться, сейчас я Георгия Константиновича позову, Мирзоева, помнишь же его?...чтоб сразу все померить и подогнать... мигом твоего воспитанника оденем, для своих - самое лучшее, - подмигнул толстячок и схватился за трубку, - а пока по мелочам прикинемся.