Фьюринг
Шрифт:
На входе я представился господином Мамедовым и сказал, что у меня встреча с мадам Пиньон. Меня сразу пропустили. Я поднялся на второй этаж и остановился. "Что я здесь делаю?" - подумал я. Но отступать было глупо и поздно, и я решительно последовал вперед. Франсуаза Пиньон оказалась немолодой женщиной с белокурыми волосами и все еще стройной фигурой. Ее лицо когда-то было красивым, но по всей вероятности это было очень давно, еще до моего рождения. "Время безжалостно", - подумал я и загрустил. Но она заговорила, и я снова
– К сожалению, у меня не было возможности поговорить с вами заранее, начала она, усадив меня на стул напротив ее стола, - но вы могли бы заполнить эту анкету сейчас.
"Опять анкета", - подумал я. Правда, меня никто не собирался отправлять во Францию, не говоря уже о Норвегии. Это была скорее форма CV.
– Помимо этого у меня к вам несколько вопросов. Вы проработали два года на вашем последнем месте работы?
– Точнее, два с половиной года, - честно ответил я. Очевидно, это было собеседование. Только откуда у них мои данные, я понятия не имел. "Наверное, у меня раздвоение личности, и я сам им звонил. Или это вселенский заговор", подумал я. "Я сошла с ума, я сошла с ума", - кричали в голове ужасные голоса.
– Ваша работа была связана с выездами в районы Азербайджана, в Гянджу, Сабирабад, Масаллы.
Я хотел сказать, что в Масаллы я ездил только на поминки, но запнулся. Вместо этого я ответил снова честно:
– Нет, я был менеджером по продажам в Баку, а также регулировал встречи и переговоры с иностранными поставщиками.
– Очень странно. Очевидно, мне дали неверную информацию.
Я развел руками. Со стороны это выглядело, как "Я изыскал время в своем распорядке дня, а вы не удосужились уточнить информацию по моей персоне". На самом деле я просто ничего не понимал.
– Как вас зовут?
– вдруг спросила мадам Пиньон.
– Мамедов. Тогрул Мамедов, - ответил я в стиле Джеймса Бонда.
Она внимательно посмотрела на меня, потом снова на свои бумаги. "Похоже, меня разоблачили", - подумал я. После этого мне захотелось выпрыгнуть в окно в стиле того же Бонда. Или произнести "Barthez doit mourir!"2, откланяться и покинуть кабинет.
– Это просто смешно!
– сказала Франсуаза, - Мне написали "Ф. Мамедов". Сплошные неточности!
И тут я заговорил. Заговорил на французском. Я уже сам не помню, что говорил, но меня невозможно было остановить. Она задала мне несколько вопросов про мою работу, я стал отвечать, потом незаметно разговор ушел в другое русло, и через каких-то пять минут мы беседовали на отвлеченные темы, смеялись и шутили, будто старые знакомые. В довершение Франсуаза показала мне фотографию своей дочери, и я сказал, что дочь унаследовала красоту матери. Мать растаяла. Я еще хотел добавить "А глаза отцовские", но это был бы уже перебор. Я быстро заполнил анкету, которую мне дала мадам Пиньон. Все складывалось очень удачно, единственным пробелом было то, что я
– Вы указали телефон 32-54-34?
– спросила Франсуаза.
– Да, - ответил я, - это мой домашний номер.
– Но я звонила вам по номеру..., - она заглянула в бумаги, - 32-34-54.
– Не обращайте внимания, - заверил я самым невинным голосом, - С этой АТС всегда проблемы. Там еще указан мой сотовый. Легче звонить по нему, он всегда при мне.
С лица мадам Пиньон можно было писать картины. "Какая удивительная это страна, Азербайджан", - думала она. Вернее, это я думал, что она так думала. На прощание Франсуаза спросила:
– Вы бывали в Париже?
– Нет, - ответил я, - Возможно, Париж - самый романтический город мира, но парижане...
– Да, они не столь гостеприимны, - добавила она.
– Точно, я как раз это хотел сказать, - парировал я. Правда, сказать я хотел кое-что другое.
Когда я сел в машину Закира (он ждал меня все это время, спасибо ему за это), я мало что понимал.
– Ну что?
– Не знаю, - пожал я плечами и добавил, - В путь!
Мы поехали. Наконец, Закир произнес:
– Аркадий Варламыч, а не хлопнуть ли нам по рюмашке?
Это была фраза из какого-то старого советского фильма. Я был уверен, что это киноцитата, хотя не помнил, а может и не знал ленту-источник. Закир любил бросаться такими цитатами. Тем более, я же не Аркадий Варламыч, а обращался он ко мне.
Сопротивлялся я вяло, и через полчаса мы уже сидели за столом, уставленным яствами, и пили водку. Муза меня в этот день покинула, и произнесение тостов было поручено Закиру. Последовательно мы выпили за разные приятные вещи. Тут Закир сказал:
– Просим!
– Друг мой, - начал я, - Мы знакомы уже много лет.
Тут я запнулся, но в ту же секунду вспомнил последнюю фразу из "Касабланки", когда Рик произносит "Louis, I think this is the beginning of a beautiful friendship"3. Просияв, я перефразировал ее, так как с Закиром дружил уже давно:
– Закир, я думаю это продолжение прекрасной дружбы.
После этих прекрасных слов мы осушили наши чарки, то есть рюмки. Мы уже пили чай с вареньем из грецких орехов, когда мой мобильный стал биться в конвульсиях по столу и звонить переливающейся мелодией.
– Тогрул! Где тебя носит?
– услышал я голос Руслана, моего друга со старой работы.
– А где я могу быть?
– спросил я.
– У нас же футбол, забыл?
И тут я вспомнил про футбол. Руслан позвал меня играть за их рабочую команду еще на той неделе. Моя форма уже несколько дней валялась у Руслана в машине.
– Как забыл, не говори глупостей, я в дороге. На улицах такие пробки, добавил я недовольно в завершение разговора.
– На футбол что ли?
– спросил Закир.