Г?ра

Тагор Рабиндранат

— Истина познается только в противоречиях и в преодолении препятствий. Совершенно неверно утверждение, что несколько мудрецов когда-то в древности познали истину и раз и навсегда установили ее. Истину нужно открывать снова и снова — она познается каждым поколением в борьбе и трудностях, — сказал Пореш. — Как бы то ни было, сейчас мне не хочется спорить на эту тему. Я уважаю свободу личности, мне кажется, что только в столкновениях свободных личностей может решиться вопрос, где вечная истина, а где преходящая фантазия. И только решив этот вопрос или хотя бы сделав все, чтобы решить его, мы можем быть уверены, что содействуем процветанию общества.

Пореш встал. Поднялся со стула и Гора.

— Я считал, что из уважения к «Брахмо Самаджу» мне следует

держаться несколько в стороне от этой свадьбы и что тебе, как другу Биноя, легче будет устроить все. В таких делах у друзей есть преимущество перед родственниками: они могут не считаться с противодействием общества. Но раз и ты считаешь своим долгом отречься от Биноя, очевидно, мне придется взять всю ответственность на себя и одному заняться этим делом.

Гора и не подозревал, сколько горькой истины таилось в этом слове «одному». Он не знал, что Бародашундори противится браку, что собственные дочери Пореша восстановлены против него. Опасаясь недовольства Хоримохини, он даже с Шучоритой не мог посоветоваться, как лучше устроить свадьбу. Все члены «Брахмо Самаджа» относились к нему крайне враждебно. Что же касается дяди Биноя, то он прислал Порешу несколько оскорбительных писем, в которых называл его интриганом и ловцом женихов.

Уходя, Пореш-бабу встретился в дверях с Обинашем и еще несколькими товарищами Горы, которые тотчас же начали посмеиваться над Порешем-бабу и острить на его счет.

— Если вы не способны уважать того, кто действительно этого достоин, — воскликнул Гора, — так не смейте хоть глумиться над ним!

Горе снова пришлось окунуться в привычные дела его группы. Но какими неинтересными и незначительными казались они ему сейчас! Разве это настоящее дело? В нем же нет жизни! Никогда раньше Гора не сознавал с такой ясностью, что вся эта писанина, болтовня, организационная работа не только не приносит никому никакой пользы, а, наоборот, лишает его возможности заниматься настоящим делом. Все это больше не прельщало его. Его тянуло к новому просторному руслу, в которое он мог бы направить полноводную, взволнованную от избытка сил, реку своей жизни.

Между тем приготовления к церемонии покаяния шли своим чередом, и это несколько подбадривало Гору. Покаянием он хотел не только очиститься от тюремной скверны, но и полностью освободиться от всего, что тяготило и омрачало его в последнее время. Он хотел возродиться духом и телом, чтобы с новыми силами взяться за свою работу. Было получено разрешение, назначен день, разосланы приглашения знаменитым профессорам и пандитам Восточной и Западной Бенгалии. Те из последователей Горы, которые были побогаче, собрали между собой деньги. Все члены его партии верили, что наконец-то после долгого затишья в стране затевается нечто настоящее. Обинаш тайно совещался со своими приятелями, как бы уговорить пандитов, чтобы во время раздачи священных трав, риса, цветов, сандала и других атрибутов церемонии они преподнесли Горе титул «Светоча индуизма». Было решено, что Гора получит сандаловую шкатулку и в ней приличествующие случаю санскритские стихи, отпечатанные золотыми буквами на пергаменте и скрепленные подписями брахманов-пандитов. Старейшие и самые уважаемые профессора вручат ему, как символ благословения самой Индии, «Ригведу» Макса Мюллера [56] в дорогом сафьяновом переплете.

56

«Ригведа» Макса Мюллера — первый комментированный перевод сборника древних ведических гимнов Индии, выполненный английским ученым-филологом Максом Мюллером (1823–1900). Ведическая религия — религиозные представления древних индийцев, отраженные в литературных памятниках, носящих название «веды». Молитвы п заклинания, собранные в этих книгах, рисуют ведические религиозные представления как фантастическое отражение сил природы в сознании древних индийцев. В сонме своих богов в этот период индийцы еще не выделяют какого-либо высшего бога.

Они

полагали, что это удивительно красивая форма признания заслуг Горы, который сейчас, когда индуизм находился в упадке, сделал все, чтобы сохранить заветы древней ведической религии.

Так, ежедневно, без ведома Гоурмохона-бабу совещались его последователи, стремясь сделать предстоящую церемонию возможно более приятным и назидательным зрелищем.

Глава шестьдесят пятая

Хоромохини получила письмо от своего деверя Койлаша.

«Благословением ваших милостивых стоп, — писал он, — у нас все благополучно. Надеюсь, что и вы подадите нам добрую весть о себе и тем самым рассеете наши тревоги».

Писал он это, нисколько не смущаясь тем, что с самого отъезда Хоримохини из их дома никто ни разу не потрудился узнать, как ей живется. Пересказав все новости о Кхуди, Потоле, Бходжхори и прочих, в заключение Койлаш попросил: «Сообщите подробно о невесте, которую, как писали в последнем письме, вы присмотрели для меня. Вы говорите, что ей лет двенадцать — тринадцать, но что она — крупная девушка и выглядит гораздо старше. Это меня устраивает, только вы хорошенько разузнайте, как записано за ней состояние — только пожизненно или с правами наследства, а я, со своей стороны, посоветуюсь со старшими братьями. Думаю, что они возражать не станут. Рад слышать, что невеста — ревностная индуистка, но нужно постараться как-нибудь скрыть, что она так долго жила в брахмаистской семье. Так что никому больше не говорите об этом. На ближайшее лунное затмение назначено празднество омовения в Ганге, и если я сумею попасть в Калькутту, то обязательно заеду взглянуть на невесту».

До сих пор Хоримохини кое-как мирилась с Калькуттой, но стоило зародиться надежде снова попасть в мужнин дом, как ее охватило нетерпенье. С каждым днем изгнание становилось все невыносимей, и, будь ее воля, она бы немедля поговорила с Шучоритой и постаралась назначить день свадьбы! Но она боялась особенно торопиться, потому что чем ближе узнавала она Шучориту, тем яснее ей становилось, что она ее совсем не понимает.

Хоримохини, однако, стала выжидать случая и начала смотреть за Шучоритой еще строже, чем прежде. Она не спускала с племянницы глаз, даже молитвы закапчивала теперь раньше.

Со своей стороны, Шучорита, после того как Гора внезапно перестал бывать у них, поняла, что здесь не обошлось без участия Хоримохини, но утешалась тем, что он все-таки по-прежнему ее гуру.

Часто отсутствующий наставник приобретает гораздо большую силу, чем тот, которого мы видим постоянно. Потому что тогда мысль, не находя выхода, начинает восполняться изнутри. Если бы Гора был тут же рядом с ней, Шучорита спорила бы с ним и возражала бы ему, теперь же она читала его статьи и безоговорочно принимала их. Когда же ей попадалось что-нибудь непонятное, она говорила себе: «Если бы только он пришел и объяснил, я бы обязательно поняла».

Но желание увидеть его одухотворенное лицо, услышать его громовой голос было столь неодолимо, что понемногу она стала по-настоящему чахнуть. Иной раз Шучорита с болью в сердце начинала думать о том, что на свете есть много людей, которые могут в любой момент беспрепятственно видеть Гору и даже не понимают своего счастья.

Однажды днем пришла Лолита и бросилась Шучорите на шею со словами:

— Ну вот, все и хорошо, Шучи-диди!

— Что хорошо, Лолита? — спросила Шучорита.

— Все решено!

— Когда же?

— В понедельник.

— Где?

— Сама не знаю, — тряхнула головой Лолита. — Знает отец.

— Ты счастлива, сестра? — спросила Шучорита, обняв Лолиту.

— А почему бы мне не быть счастливой?! — воскликнула Лолита.

— Теперь, когда ты добилась всего, чего хотела, — ответила Шучорита, — когда тебе больше не с кем ссориться, я боялась, что ты потеряешь интерес.

— Почему? — рассмеялась Лолита. — Разве мало людей, с которыми можно ссориться? Теперь, по крайней мере, их не нужно будет искать где-то вне дома.