Габриель Конрой
Шрифт:
— Какую записку? — прервал ее Гэбриель. — Я не писал никакой записки.
— Не ты, значит, он, — возразила Олли, указывая на Гемлина, — а там прямо сказано: «Ваши друзья — на холме Конроя». Ты что, совсем одурел, Гэйб? — топнула ножкой Олли, возмущаясь непонятливостью брата. — Вот и пошли мы вместе с Питом, услышали голос Джека — экая глупость петь среди ночи! — и разыскали вас.
— Как хочешь, Олли, а никакой записки я не писал, — упрямо повторил Гэбриель.
— Чудак ты право, Гэйб, — возразила практически мыслящая Олли, — какая разница, кто ее написал? Важно то, что, прочитав записку, мы вас нашли. — Она пошарила в кармане. — Да вот и записка.
Она протянула Гэбриелю листок бумаги, на котором было написано карандашом: «Ваши друзья будут ждать вас вечером на холме Конроя». Почерк
— О чем же теперь горевать, Гэйб? — ласково спросила Олли. — Виджилянты, те, что остались живы, убежали кто куда; шерифа тоже нигде не видно; все напуганы землетрясением, и им не до тебя; только ведь и разговору что о подземных толчках и разрушениях. (Да, позабыла совсем тебе сказать, жила наша на холме Конроя ушла под землю, и рудник теперь не стоит ни цента!) Никто сейчас даже и не вспомнит про нас, Гэйб. Завтра на рассвете у спуска в Ручьевую лощину мы сядем в фургон; Пит обо всем уже договорился. Пит сказал, что мы поедем в Стоктон, оттуда во Фриско и потом в одно местечко, которое называется Сан-Антонио, — там сам дьявол нас не сыщет, — и будем мы там жить да поживать: я, ты и Джек; а тем временем дело это забудется. Джек выздоровеет. Жюли вернется домой.
Гэбриель молчал, поглаживая руку сестры. Должен ли он, вправе ли поведать девочке обо всем, что знал; о подозрении Максуэлла, что Жюли замешана в убийстве, об уверенности Джека, что Жюли всегда обманывала его? Решившись наконец, он преподнес свое сообщение в форме, как ему казалось, весьма дипломатичной:
— А что, если Жюли не вернется совсем?
— Послушай, Гэйб, — вспылила Олли, — если ты снова решил глупить, то, прошу, не смешивай больше в это дело меня. Жюли в жизни тебя не бросит. (Гэбриель внутренне содрогнулся.) Ее теперь от тебя не оттащишь даже с упряжкой лошадей. Не будь таким болваном, Гэйб, прошу тебя!
Гэбриель ничего не ответил.
Между тем, приняв какое-то снотворное средство, извлеченное Питом из походной аптечки, мистер Гемлин прервал свои вокальные упражнения и затих. Богатырское здоровье Гэбриеля служило ему надежной защитой от любых моральных ударов. Он не страдал бессонницей ни при каких обстоятельствах. Сейчас, не кончив еще своей беседы с Олли, он начал клевать носом и вскоре заснул, даже захрапел, хоть героям делать этого и не положено. Чуть погодя, поддавшись убаюкивающей ночной прохладе, задремала и Олли; она закуталась в плед мистера Гемлина и склонила усталую головку на могучую грудь брата. Один лишь Пит остался на часах; он чувствовал себя довольно бодро; а кроме того, успел громогласно объявить, что критическое состояние мистера Гемлина требует его неусыпного внимания.
Вскоре после полуночи Олли привиделся тревожный сон. Ей снилось, что они едут вдвоем с мистером Гемлином искать ее брата и встречают разъяренную толпу, влекущую Гэбриеля на виселицу. В отчаянии она оборачивается к своему спутнику, но тут — о, ужас! — лицо Гемлина меняется. Возле нее уже не Гемлин, а какой-то незнакомый человек. Он изможден; с безумными глазами; у него иззябшее морщинистое лицо; выкрашенные в темный цвет седые волосы полиняли, пошли пятнами; щегольское, на старый-престарый манер, платье — в ужасном беспорядке, все в грязи, в пыли, словно после невесть какого тяжкого странствия; штрипка на ноге у незнакомца самым нелепым образом лопнула, а старомодный, высоко повязанный галстук распустился, сбился набок. Вздрогнув, она проснулась, но сновидение исчезло не сразу; вопрошающее лицо незнакомца, его грустный, сосредоточенный взгляд были так реальны, что девочка невольно закричала. Прошло некоторое время, пока явился Пит. Поскольку он утверждал, — правда, не очень связно и усиленно протирая при том глаза, — что был неотступно на часах и, конечно, не подпустил бы близко никакого постороннего человека, — Олли пришлось уступить и согласиться, что незнакомец привиделся ей во сне. Но заснуть она больше не могла. Она следила, как луна неспешно спускается за зубчатые верхушки сосен, внимала шороху неведомых зверьков в кустарнике, прислушивалась к отдаленному грохоту повозок, кативших по уингдэмскому тракту, ждала той минуты, когда из мрака выступят вновь стволы сосен, когда холодный огонь восходящего в горах солнца зажжет закоченевшие верхушки деревьев и пробудит к жизни пернатых лесных обитателей. А когда речные прозрачные туманы, влачившиеся за бледной луной, отступили прочь, словно истомленные ночным бдением часовые, сдающие караул народившемуся дню, Олли объявила общий подъем. Каждый, пробуждаясь, полностью выразил свою натуру. Гэбриель пришел в себя медленно и с виноватым видом, как будто он по нерадивости проспал назначенный час. Джек Гемлин проснулся в бешеном гневе, негодуя и на ночь, и на сон, и словно жаждая как следует с ними посчитаться. Увидев возле себя Пита, он обрушил на него такой бурный поток проклятий и богохульств, что почти полностью истощил свои слабые силы.
— Сумел-таки пронюхать, где я, притащился сюда, чернокожий разбойник, — заключил, приподнимаясь на локтях, мистер Гемлин, — и это после того, как я устроил его в Уингдэме на всем готовом; после того, как, избавившись от него, я вступил наконец на путь праведной жизни и морального совершенствования! Доброе утро, Олли! Прости, что я лежу. Подойди, поцелуй меня, малютка! Если этот негр хоть чем-нибудь тебе не угодил, скажи одно только словечко, и я тотчас уволю его. Огни преисподней! Чего мы здесь сидим? Скоро день, а нам еще плестись до Ручьевой лощины. Живее, детки, пикник окончен!
Вняв призывам Джека, Гэбриель, с великими предосторожностями и со всей нежностью, на какую был способен, взял его на руки и двинулся вперед. Джеку отчаянно хотелось излить на-Гэбриеля кипевшую в нем досаду, но как возьмешься бранить человека, который тащит тебя в объятиях?! Олли и Пит замыкали эту странную процессию.
Путь их шел вниз по Ручьевому каньону; раннее утро было лучезарным, бодрило, настраивало на веселый лад. Разбуженные птицы залезали песни, потом смолкали снова. Шагавший впереди Гэбриель по характерной своей привычке остерегался ступать на редкие лесные цветы, еще попадавшиеся в выгоревшей траве. Воздух был насыщен таинственными ароматами: легким дыханием тысяч неведомых трав, пряным, чуточку грустным запахом сухих листьев. В воздухе таилось и то чувство обновления природы, которое всегда встречает нас ранним утром в лесу, — так и кажется, что за минувшую ночь земля была сотворена заново, и вот она перед вами, прямо из рук создателя, свободная, необремененная, расставшаяся со всем, что было у нее дурного в прошлом. И нашим путникам, хоть они и бежали от опасности, от смертельной угрозы, тоже казалось, что терзавшие их страхи исчезли вместе со вчерашним днем, остались позади, там, где на западе таяли тени ушедшей ночи. Олли уже раза два сбегала с тропинки, чтобы сорвать ягоду или цветок. Пит мурлыкал про себя какой-то старинный методистский псалом.
И так шли они навстречу розовой заре, навстречу манившей их надежде. Временами слышались чьи-то отдаленные голоса; становилось все светлее; утро спускалось к ним, скользя по горным склонам; вот впереди показался смутно очерченный выход из ущелья. Указав пальцем на какой-то предмет, маячивший на дороге, Олли громко закричала: это был их фургон; возница отозвался посвистом; воодушевленные путники ускорили шаг; еще минута, и они спасены.
Вдруг послышался голос, исходивший как будто из недр самой земли: он требовал, чтобы Гэбриель остановился; Гэбриель машинально выполнил приказ. При этом одной рукой он крепко прижал к себе Джека, а другую вытянул вперед, как бы охраняя Олли. Тогда из придорожной канавы впереди поднялся человек и преградил им путь.
Он был один; малорослый, залепленный грязью; в каких-то свисавших с него лохмотьях; падающий с ног от усталости; дрожащий от нервного истощения; но при всем том бдительный и опасный. И Гэбриель и Гемлин узнали его сразу, несмотря на его жалкий вид. То был Джо Холл, шериф округа Калаверас. В правой руке он сжимал револьвер, левой пытался достать до ближайшего дерева, чтобы устоять на ногах. И Джек, и Гэбриель с одного взгляда определили, что, хоть рука у шерифа нетверда, дуло револьвера смотрит прямо на них.