Габриэла, корица и гвоздика
Шрифт:
— А кто его просил? — резко повернулся старик к Насибу, будто тот отвечал за поступки Мундиньо.
— Этого уж я не знаю… За что купил, за то продаю…
Яркие цветы в саду сверкали в лучах великолепного солнца, птицы пели на деревьях. Полковник нахмурился, а Насиб не решался распрощаться. Старик был рассержен, но неожиданно снова заговорил. Если они думают, что он выбыл из игры, то ошибаются. Он еще не умер, и у него еще есть силы. Они хотят бороться?
Что ж, он будет бороться, ведь этим он занимался всю жизнь. Как он создавал свои плантации, устанавливал границы своих огромных фазенд, обеспечивал свое могущество? Ведь он не унаследовал все это от родителей, не рос под крылышком братьев в столичных городах, как этот Мундиньо Фалкан… Как он расправлялся со своими
Вежливый голос учителя Жозуэ прервал Рамиро Бастоса:
— Добрый день, полковник. Греетесь на солнышке?
Полковник улыбнулся и протянул руку.
— Да вот, беседую с милейшим Насибом. Подсаживайтесь. — Он подвинулся, давая место учителю. — В моем возрасте только и остается, что греться на солнышке…
— Ну, положим, полковник, немногие юноши могут тягаться с вами.
— Я и говорил как раз Насибу, что меня еще рано хоронить. Хотя есть люди, которые считают, что моя песенка спета…
— Этого никто не думает, полковник, — сказал Насиб.
Рамиро Бастос переменил тему, спросив Жозуэ:
— Как дела в колледже доктора Эпоха? — Жозуэ был преподавателем и заместителем директора колледжа.
— Хорошо, очень хорошо. Колледж приравнен к государственным учебным заведениям. Теперь в Ильеусе есть своя государственная гимназия. Это очень важно.
— Уже приравнен? А я не знал… Губернатор сообщил мне, что это будет оформлено только в начале года. Министр не мог сделать этого раньше, поскольку подобный акт не совсем законен. Я очень интересовался данным вопросом.
— Вы правы, полковник, оформление официального статута производится, как правило, в начале года, до того, как начнутся занятия. Но Эпох попросил Мундиньо Фалкана, когда тот уезжал в Рио…
— А!
— …и тот добился, чтобы в министерстве сделали исключение. Уже в этом году на экзамены в колледж прибудет федеральный инспектор. Это очень важно для Ильеуса…
— Без сомнения… Без сомнения…
Молодой преподаватель продолжал говорить, Насиб воспользовался этим, чтобы попрощаться, полковник его не слышал. Мысли Рамиро Бастоса витали далеко. Что, черт возьми, делает в Баие его сын Алфредо? Депутат палаты штата, который имеет доступ в губернаторский дворец и может в любое время запросто беседовать с губернатором, что ж он там, черт возьми, делает? Разве он, Бастос, не велел ему хлопотать о расширении прав колледжа? Если бы губернатор под нажимом Алфредо по-настоящему заинтересовался этим делом, то Энох и город были бы обязаны реорганизацией ему, Бастосу, и никому больше. Он, Рамиро, за последнее время почти не ездил в Баию на заседания сената, он плохо переносил дорогу. И вот результат: его ходатайства перед правительством валяются в министерствах, проходят обычный бюрократический путь, тогда как… Колледж наверняка получит права государственного учебного заведения в начале года — губернатор сообщил ему это так, будто без задержки удовлетворил его ходатайство. И он, Рамиро, остался доволен, передал эту новость Эноху, подчеркнув готовность, с которой правительство удовлетворило его просьбу.
— Через год в вашем колледже будет федеральный инспектор.
Энох поблагодарил, но не удержался и посетовал:
— Жалко, полковник, что у нас нет инспектора уже сейчас. Мы потеряем год, многих мальчиков отправят учиться в Баию.
— В середине года такая реорганизация невозможна. Придется немного подождать…
И вот теперь эта неожиданная новость. Колледж будет до срока приравнен к государственным учебным заведениям трудами и милостью Мундиньо Фалкана.
Ну ничего! Он, Рамиро, поедет в Баию, губернатору придется выслушать кое-что неприятное… Не такой он человек, с ним шутки плохи, он не даст подрывать свой авторитет. Но что, черт возьми, делает его сын в палате штата? У парня нет данных для политической карьеры, он хороший врач, хороший администратор, но он не в отца мягок, не умеет быть настойчивым. Другой, Тонико, думает только о женщинах, ни о чем другом и знать не хочет…
Жозуэ простился.
— До свидания, сын мой. Передайте Эноху мои поздравления. Я ожидал этой вести со дня на день…
Полковник снова остался один. Солнце больше не радовало его, он нахмурился. Он думал о прежних временах, когда такие дела решались просто. Если кто-либо становился на пути, достаточно было вызвать жагунсо, пообещать денег, назвать нужное имя. Теперь все иначе. Но этот Мундиньо Фалкан все же ошибается. Ильеус сильно изменился за последние годы, это верно. Полковник Рамиро пытался понять эту новую жизнь, этот Ильеус, нарождавшийся из того прежнего города, который принадлежал ему. Он думал, что понял этот новый Ильеус, познал его нужды, его потребности. Разве не он обеспечил благоустройство города, не он разбил площади и сады и замостил улицы, разве не он проложил шоссе вопреки обещаниям, которые дал англичанам, строившим железную дорогу? Почему же теперь, и так сразу, город выскальзывает у него из рук? Почему все вдруг начали делать то, что им взбредет в голову, на свой страх и риск, не слушая его, не ожидая его распоряжений? Что случилось с Ильеусом, неужели он, Рамиро, уже не понимает его, не управляет им?
Не таков он, чтобы сдаться без борьбы. Это его земля, никто не сделал для нее больше, чем Рамиро Бастос; никто на свете не отнимет у него маршальский жезл. Он чувствовал, что приближается новый период борьбы, не похожей на ту, которая велась когда-то, и, быть может, более трудной. Он встал и выпрямился, казалось, почти не чувствуя бремени лет. Он, может быть, и стар, но хоронить его еще рано, и, пока он жив, править здесь будет он. Он покинул сад и пошел во дворец префектуры. Полицейский у входа отдал ему честь. Полковник Рамиро Бастос улыбнулся.
О политическом заговоре
В тот самый момент, когда полковник Рамиро Бастос входил в здание префектуры, а араб Насиб вернулся в бар «Везувий», так и не найдя кухарки, Мундиньо в своем доме на набережной рассказывал капитану:
— Пришлось дать настоящее сражение, мой дорогой. Это оказалось совсем не так легко.
Мундиньо отодвинул чашку и вытянул ноги, лениво развалившись на стуле. Он ненадолго зашел в контору и увел к себе посетившего его друга якобы для того, чтобы познакомить его со столичными новостями, а на самом деле чтобы поговорить с ним в домашней обстановке. Капитан отхлебнул кофе и стал расспрашивать о подробностях.
— Но почему они так сопротивляются? В конце концов, Ильеус не какой-нибудь поселок. Наш муниципалитет приносит более тысячи конто[43] дохода.
— Ну, мой дорогой, министр тоже не всемогущ. Ему приходится считаться с интересами губернаторов. А правительство штата Баия меньше всего заинтересовано в расчистке мели в Ильеусе. Каждый мешок какао, который отправляется из порта Баии, — новая прибыль для тамошнего порта. А зять губернатора связан с владельцами порта. Министр так и сказал мне: сеньор Мундиньо, вы поссорите меня с губернатором Баии.
— Мошенник этот зять, а полковники никак не хотят уразуметь этого. Только сегодня я с ними спорил, пока «Ита» снималась с мели. Они поддерживают правительство, которое все забирает у Ильеуса, а взамен не дает ничего.
— Какое там… Но и здешние политические деятели не шевелятся.
— Больше того, они противятся мероприятиям, которые необходимы для города. Для подобной глупости нет названия. Рамиро Басгос сидит сложа руки, он недальновиден, а полковники идут за ним.
Поспешность, которую проявил Мундиньо в конторе, решив покинуть клиентов и перенести на вечер важные торговые переговоры, сразу исчезла, когда он заметил нетерпение капитана. Было необходимо, чтобы капитан сам предложил ему политическое руководство, чтобы он уговаривал его, а Мундиньо притворился бы удивленным. Он поднялся, подошел к окну и залюбовался волнами, разбивавшимися о берег, и прекрасным солнечным днем.