Габриэла, корица и гвоздика
Шрифт:
Подносы со сладостями и закусками наконец прибыли, любители аперитивов будут теперь довольны. Однако не может же он всегда платить такие огромные деньги сестрам Рейс. Когда ближе к вечеру посетителей станет поменьше, он сходит посмотреть на беженцев.
Как знать, а вдруг ему повезет и он найдет там кухарку.
Неожиданно послеобеденная тишина была нарушена громким рокотом голосов и криками. Капитан прервал игру и застыл с шашкой в руке, Насиб сделал шаг вперед. Шум усиливался.
Негритенок Туиска, продававший сладости сестер Рейс, примчался с набережной, держа поднос на голове. Он что-то крикнул, но никто ничего не понял. Капитан и доктор с любопытством обернулись, посетители встали. Насиб увидел Жозуэ и с ним еще несколько человек, торопливо идущих по направлению
— Полковник Жезуино убил дону Синьязинью и доктора Осмундо. Сколько там крови!..
Капитан оттолкнул столик с шашечной доской и выскочил из бара. Доктор заторопился вслед за ним.
После минутной нерешительности Насиб бросился их догонять.
О жестоком законе
Известие об убийстве распространилось по всему городу тотчас же. На холме Уньан и на холме Конкиста, в изящных особняках на набережной и в лачугах Острова Змей, в Понтале и в Мальядо, в порядочных домах и в домах терпимости — всюду обсуждалось это ужасное происшествие. К тому же был базарный день, и в город съехалось много народу из провинции — из поселков и с плантаций, все хотели что-то продать и что-то приобрести. В магазинах, в бакалейных лавках, в аптеках и врачебных кабинетах, в конторах адвокатов и конторах по экспорту какао, в соборе святого Георгия и в церкви святого Себастьяна только и было разговоров, что об убийстве.
Особенно много толковали об этом в барах, где, как только стало известно о происшествии, сразу собралось много народу. В том числе и в баре «Везувий», расположенном поблизости от места трагедии. У дома дантиста — маленького бунгало на набережной — столпились любопытные. Стоявший у дверей полицейский давал объяснения. Люди окружили растерявшуюся и перепуганную горничную и выспрашивали у нее подробности. Девушки из монастырской школы, охваченные каким-то радостным возбуждением, расхаживали по набережной и шепотом тоже обсуждали происшедшее.
Учитель Жозуэ воспользовался случаем, чтобы подойти к Малвине, он напомнил девушкам о судьбе прославленных любовников: Ромео и Джульетты, Элоизы и Абеляра[47], Дирсеу[48] и Марилии.
Потом почти все те, кто находился у дома дантиста, оказались в баре Насиба, все столики были заняты, разгорелись споры. Все единодушно оправдывали фазендейро, и не раздалось ни одного голоса — даже на церковной паперти — в защиту бедной прекрасной Синъязиньи. Полковник Жезуино снова проявил себя сильным, решительным, храбрым и честным человеком, что он, впрочем, не раз доказывал еще во времена борьбы за землю. Как говорили, многие кресты на кладбище и по обочинам дорог появлялись благодаря его жагунсо, слава о которых живет и по сей день. Полковник не только пользовался услугами жагунсо, но и лично командовал ими в таких ставших знаменитыми операциях, как стычка с людьми покойного майора Фортунато Перейры на перекрестке Боа Морте и на опасных дорогах Феррадаса. Полковник Жезуино был человеком бесстрашным и волевым.
Жезуино Мендонса, происходивший из известной в Алагоасе семьи, прибыл в Ильеус совсем молодым, когда велась борьба за землю. Он расчищал селву и. насаждал плантации, с оружием в руках оспаривал свое право на землю, его владения постепенно разрастались, и имя его произносили со все большим уважением. Он женился на Синьязинье Гедес, красавице из старинной ильеусской семьи, унаследовавшей после смерти родителей какаовые рощи в районе Оливенсы.
Синьязинья была почти на двадцать лет моложе мужа, любила хорошо одеться, охотно руководила устройством церковных праздников в честь святого Себастьяна и приходилась дальней родственницей доктору. Она подолгу жила на фазенде и никогда за все годы замужества не подала многочисленным городским сплетникам никакого повода для злословия. И вот совершенно неожиданно, в сияющий солнечный день, в спокойный час сиесты полковник Жезуино Мендонса разрядил свой револьвер в жену и любовника, взволновав этим весь город и снова перенеся его в забытую эпоху кровопролитий. Даже Насиб забыл о том, что все еще не нашел кухарки, капитан и доктор оставили свои политические дела, а полковник Рамиро Бастос перестал думать о Мундиньо Фалкане. Известие распространилось с быстротой молнии, и уважение и восхищение, которыми и прежде была окружена худая и несколько мрачная фигура фазендейро, теперь возросли еще больше. Ибо так было заведено в Ильеусе: оскорбление, нанесенное обманутому мужу, могло быть смыто только кровью.
Так было заведено. В районе, где еще недавно то и дело возникали вооруженные столкновения, где дороги для караванов ослов и даже для грузовиков прокладывались по просекам, прорубленным жагунсо, и были отмечены крестами, напоминавшими об убитых, человеческая жизнь ценилась дешево, и не было иного наказания для изменившей жены, как смерть ее и любовника. Появление этого старинного закона относится к началу эры какао, он никогда не был записан на бумаге или занесен в кодекс, но тем не менее он был самым действенным из всех законов; и суд присяжных, собиравшийся для того, чтобы решить судьбу убийцы, всякий раз единогласно подтверждал эту традицию, находя способ обойти закон, предписывающий осудить того, кто убивает ближнего.
Несмотря на возникшую недавно конкуренцию трех местных кинотеатров, балов и танцевальных вечеров в клубе «Прогресс», футбольных матчей по воскресеньям и лекций литераторов из Баии и даже из Рио, приезжавших в Ильеус, чтобы поживиться несколькими мильрейсами в этом некультурном и богатом крае, заседания суда присяжных, собиравшиеся два раза в год, все еще оставались самыми интересными и популярными развлечениями в городе. В Ильеусе имелись известные адвокаты, такие, как Эзекиел Прадо, Маурисио Каирес и свирепый Жоан Пейшото с раскатистым басом. Это были признанные ораторы, выдающиеся риторы, заставлявшие публику трепетать и плакать. Маурисио Каирес, горячо преданный церкви и ее служителям, председатель братства святого Георгия, знал Библию наизусть и часто цитировал ее. Он учился в семинарии до того, как поступил на факультет права, часто прибегал к латыни, и некоторые считали, что он обладает не меньшей эрудицией, чем доктор.
В суде ораторские дуэли длились часами, в ответ на реплику тотчас раздавалась другая; заседания, представлявшие собой самые значительные события в культурной жизни Ильеуса, продолжались иной раз до рассвета.
Жители Ильеуса заключали крупные пари — оправдают или осудят виновного. Они любили азартные игры, и им было достаточно любого предлога. Иногда, теперь уже реже, после решения суда присяжных завязывалась перестрелка и следовало новое убийство.
Полковник Педро Брандан, например, был убит на лестнице префектуры, после того как суд присяжных его оправдал: сын Шико Мартинса, зверски убитого полковником и его жагунсо, совершил правосудие своими руками.
Никаких пари, однако, не заключалось, если суд присяжных собирался, чтобы вынести решение по делу об убийстве неверной жены: все знали, что неизбежным и справедливым будет единодушное оправдание оскорбленного мужа, и в суд шли лишь затем, чтобы послушать речи прокурора и адвоката, а также чтобы узнать пикантные подробности; что же касается скучной судебной процедуры и пустой болтовни законников, то это никого не интересовало. Убийцу еще ни разу не осудили, это противоречило бы закону края: обманутый муж только кровью может смыть оскорбление.
Убийство Синьязиньи и дантиста вызвало горячие толки, оно обсуждалось повсюду. Высказывались различные версии, следовали противоречивые подробности; но все были единодушны в одном: полковник заслуживает оправдания, а его мужественный поступок — одобрения.
О черных чулках
По базарным дням посетителей в баре «Везувий»
было всегда больше обычного, но в день убийства их было особенно много, причем все они были охвачены каким-то праздничным оживлением. Помимо завсегдатаев — любителей аперитива — и провинциалов, приехавших на рынок, явилось бесчисленное множество людей, желавших узнать и обсудить новость. Сначала они шли на набережную поглазеть на дом дантиста, а затем обосновывались в баре.