Гадание на кофейной гуще
Шрифт:
— Вы оба — и ты, и он! — вы бесчувственные, как… и вы еще специально заговариваете о грибах, зная, что Сережа… что эти отвратительные грибы… да я слышать о них не могу!
— Извини, — кивнула я. — Я лучше пойду.
И все равно мне было приятно знать, что Андрей выполняет взятые на себя обязательства. Теперь мы в одной упряжке.
Назавтра я навестила Лильку. Приемный день в клинике был раз в неделю, по субботам.
— Ну, и скандальные друзья у вашей Кучерук, — попеняла мне медсестра.
— В каком смысле? — не поняла я.
— Ну, вчера мужик приходил. Говорили ему — завтра надо, а он уперся: «Нет, пройду, нет, пройду!» Пришлось его пропустить. Так скандалил — не приведи господь!
Я не могла не
Лилька выглядела заторможенной — боюсь, ее не в меру пичкали лекарствами. Такой, знаете, маленький пушистый сонный цыпленок. Просто сердце разрывалось.
— Кто к тебе вчера приходил? — спросила я.
— Вчера? А, это с работы.
— Не поняла.
— С работы. Навещали.
Я опешила:
— Как навещали? Кто?
— Владимир Владимирович.
— Кто?
— Владимир Владимирович Середа, — покорно повторила Лилька. — Ему поручили.
Надо ли сообщать, что никто ему ничего не поручал. О боже! Середа! Это что ж такое должно произойти, чтобы он скандалил? Я за полгода ни разу не слышала, чтобы он хоть чуть-чуть повысил голос.
— И о чем он с тобой разговаривал? — уточнила я.
— Не помню. Я его не слушала, — призналась Лилька.
Впрочем, даже меня она слушала не очень. Она пребывала в каком-то другом, нереальном мире.
Дома я села за стол и принялась размышлять. Больше всего меня тянуло позвонить Андрею и поделиться удивительным происшествием с ним, однако я знала, что его жена неадекватно реагирует на женские голоса, и сдержалась. Итак, Середа… Нет, лучше по порядку. Я снова пройдусь по списку подозреваемых и внесу туда полученные сведения. А еще я постараюсь посмотреть на него под другим углом. В прошлый раз я решала, как кто относится к Сережке, а теперь подумаю, из-за чего каждый мог бы убить. Если и вправду мог бы, разумеется.
Начнем с начальства. Сергей Сергеевич Марченко. Я никогда не видела его в состоянии такого гнева, как вчера. В конце концов, от вируса гораздо больше пострадали мы, чем он. Это нам придется заново проделывать огромную работу, а ему что? Он все равно ничего не умеет. Ну, немного пострадает реноме. Только после эпопеи с невключенным прибором оно и без того не высшей пробы. Нет, надо слышать, как он обычно со мной сюсюкает, чтобы понять, насколько поразительна проявленная им по отношению ко мне ярость. Наверняка есть некие тайные причины, нам пока неизвестные. Например, после совершенного убийства у Марченко не в порядке нервы, вот он и сорвался. Или он боится, что в процессе восстановления данных вскроются его махинации — те самые, за разоблачение которых он отравил Сережку. Потому что если это сделал он, так я точно скажу, из-за чего — из-за своего положения. Сергей Сергеевич держится за него руками и ногами. Иногда он изображает из себя либерала, но я всегда чувствую, как он упивается властью. Его стремление цепляться ко всякой мелочи и давать советы имеет тот же корень. Наш начальник отдела показывает, кто здесь главный.
Теперь Николай Андреевич Зубков. Он перед лицом вчерашних неприятностей вел себя куда спокойнее, хотя проблем на него навалилась масса. Спокойнее, достойнее и разумнее. Он сразу понял то же, что и я — вирус занесли во время игры. Он поддержал мое предложение тихо вернуть дискету. Правда, успеха сие предложение не принесло. Побоялись. Кто? Ладно, не хочу забивать себе голову еще и этим. Кстати, при более серьезной экстремальной ситуации — когда мы узнали о смерти Углова — поведение Зубкова было несколько иным. Вместо того, чтобы действовать — он ведь все-таки руководитель! — завсектором сел за шкафом и затаился, словно его здесь нет. Хотя я читала про схожий тип людей. У них в качестве защитной реакции психики происходит так называемое торможение. Например, во время аварии на Чернобыльской АЭС один из работников зашел за дверь, встал там и простоял неподвижно несколько часов. Обнаружили его случайно, а не то так бы и погиб.
Но вернемся к Николаю Андреевичу. За что он способен убить? Разве что за покушение на его покой. Деньги он тоже ценит, и не меньше, чем Сергей Сергеевич, однако они для него не столько инструмент власти, сколько необходимое условие для достижения этого вожделенного покоя. Если Сережка узнал про махинации и пригрозил объявить о них во всеуслышание… началась бы жуткая свистопляска, пришлось бы бороться, объясняться, с должности бы сняли… Нет, легче подсыпать яду в кофе и про все забыть.
Следующий в списке Андрей. А я вот возьму и не стану о нем в этом смысле думать! Я ему доверилась, а раз так, то должна доверять. Лучше подумаю о его словах. Сережка сказал другу: «Будет грудь в крестах или голова в кустах». Что он мог иметь в виду? Намерение разоблачить Марченко или Зубкова, не побоявшись стать, как сейчас выражаются, борцом с коррупцией? Или лишь попугать разоблачением, вытянув из них деньги или что-нибудь типа выгодной заграничной командировки? Или имелась в виду Рита? Впрочем, о ней — в свой черед, а у меня на очереди Владимир Владимирович Середа.
Вот уж, кто удивил, тот удивил! Его появление у Лильки стало для меня полнейшей неожиданностью. Напрашиваются два объяснения — хорошее и плохое. Хорошее — что он тайно в нее влюблен. А плохое — хотел у нее что-то выпытать. Замечала ли я у Владимира Владимировича хоть малейшие признаки особого отношения к моей подруге? Пристальный взгляд, или желание перед ней покрасоваться, или интерес к ее делам? Вздохнув, я поняла — нет, не замечала. А ведь так бы хотелось, так хотелось! Откровенно говоря, мне кажется, это был бы лучший или даже единственный способ Лильку излечить. Если она увидит, что ее кто-то любит, она вряд ли останется равнодушной, и старые проблемы постепенно отступят на задний план. Клин, как известно, вышибают клином! Только если этот таинственный тип навестил ее из симпатии, зачем было врать, будто его прислали по поручению с работы?
Ладно, зайдем с другой стороны. За что Середа убил бы Углова? Предположим, из зависти. Углов прямо и недвусмысленно обскакал его в карьере. Владимир Владимирович долго копил злость, а потом услышал нашу с Лилькой болтовню и решился. Скрытные флегматики, они если уж решатся, то их танком не остановишь. Это тебе не холерик, чьи настроения меняются по сто раз в день. Итак, удачно отравил, но боится, что моя подруга расскажет о нашей с ней беседе про поганку, и это наведет окружающих на мысль о неслучайности смерти. Вот и решил проверить, придает ли Лилька той беседе значение и вообще каков ее настрой. Правда, есть еще я, однако ясно, что я делиться сведениями не собираюсь, опасаясь подвести под монастырь подругу. Лилька же особа эмоциональная, она способна не посчитаться с выгодой и выложить все, как есть.
Логично? Да. Но замечала ли я у Середы хоть малейшие признаки зависти к Сережке? Косые взгляды, попытки задеть, показать свое превосходство? Никогда. Честное слово, никогда! Что же, предположить наличие третьего варианта, до которого я еще не додумалась? Запросто. И все они будут равновероятны.
Почему-то от этой мысли я повеселела. Понимаете, вот общаешься ты с людьми, но особо о них обычно не думаешь. Я, например, часто сужу о других по себе. Знаю, что нельзя, а пытаюсь. Однако когда посмотришь внимательней, выясняется, что люди-то разные. Согласитесь, это приятно? Нет, печально, разумеется, что кто-то из них решился на убийство, но в целом от такого удивительного разнообразия аж захватывает дух. Ну, были бы все на меня похожи, так чего хорошего? Скука смертная. А одну такую дурочку вполне можно стерпеть, одна даже, наверное, нужна. Каждый из нас нужен и уникален.