Гадёныш
Шрифт:
Я встала около горки и рассматривала детей. Они бегали с визгом, а Митя догонял их, тараня большой машиной. Одна из девочек раскачала качели, чтобы создать некое препятствие в погоне. Митя в силу возраста еще не понимал физических законов, и как больно могут ударить качели. Поэтому, не меняя траектории, он устремился следом за остальными. Я успела только набрать воздуха в легкие, чтобы остановить его криком, но слова застыли у меня в горле, как те качели, которые просто повисли в воздухе рядом с его головой, когда он все же пробежал мимо. А потом как ни в чем не бывало продолжили свой
Не знаю, чего я испугалась сильнее: последствий удара или его отсутствия. Это был тот случай, когда любой из исходов меня бы не устроил. Я стояла с раскрытым ртом, провожая взглядом своего ребенка, если он таковым являлся. Обернувшись, я поняла, что никто не подтвердит моих слов: я одна видела то, что видела. И мне теперь нужно было решать, чему верить: глазам или разуму.
Я окликнула его, и он сразу же подошел, подобной прыти от трехлеток редко кто ожидает. Обычно любой из нас приходилось звать ребенка не единожды, а, может, я уже придираюсь к любой мелочи, кто знает.
– Как ты это сделал?
– Что сделал, мамочка?
Я повторила вопрос с нажимом, чувствуя, что закипаю.
– Я ничего не делал, – ответил он по-детски наивно.
Черты знакомые, но я все равно улавливала фальшь, не было в нем той открытости и эмоциональности, которые я так любила.
– Я говорю о качелях, – я старалась говорить негромко. Не хватало того, чтобы соседи посчитали меня сумасшедшей.
Митя обернулся в сторону качелей и стал их разглядывать, потом снова посмотрел нам меня и пожал плечами. Он сорвался с места и продолжил игру с друзьями, оставив меня в смятении. Что же, черт возьми, происходит? Я уже готова была поверить в то, что мой разум играет со мной. Ведь иногда утром, пробуждаясь, я пыталась осознать, где я, кто я, вспоминала, что у меня есть муж и ребенок, выплывая из потустороннего мира.
Зачитавшись, могла настолько выпасть из реальности, что с удивлением обнаруживала себя в своем настоящем времени. Хотя иногда я с уверенностью не могу ответить, что правда, а что вымысел.
Одна из мамочек вывела меня из оцепенения, окликнув, и я заняла место рядом со всеми, они что-то обсуждали. Надо признаться, что не особо вникала в суть, поэтому просто делала вид, что слушаю. Сама же следила за сыном, пытаясь поймать хоть малейшее подтверждение тому, что это не он.
Дома я снова подняла вопрос о качелях, но ответа так и не получила. Митя делал вид, что не понимает. Не пытать же мне его в конце концов!
Глеб вернулся, когда я уже уложила сына на дневной сон, мы пообедали вместе, он рассказал новости о своих знакомых, я бытовые истории. Из головы не выходило происшествие с качелями, но озвучивать это я не стала.
К семи мы поехали смотреть квартиру. Не могли нигде припарковаться, поняли сразу, что не наш вариант, но собственники уже ждали, некрасиво отказываться. Дом мечтал о ремонте, впрочем, как и сама квартира. Мы на это рассчитывали, так как нет смысла переплачиваться за ремонт, который все равно будем делать под себя.
Нас встретил мужчина лет шестидесяти пяти. Он мне сразу не понравился, терпеть не могу людей, которые заискивают перед другими, чтобы расположить. У меня впечатление кардинально противоположное. Он произнес какую-то елейную фразу про ребенка и всячески старался угодить. Я быстро заглянула в первую из комнат, не вызвавшую интереса, и перешла в зал. Там оказалась жена под стать мужу, расхваливающая ветхое, пропитанное старостью жилье.
Глеб смотрел молча и кивал в знак согласия, когда хозяева рекламировали квартиру. В принципе, сносно, если сорвать все полы к чертям и сделать капитальный ремонт. Главное, взять подешевле. Сестра всегда была против вторички, она воспринимала только новое жилье, в котором никто не жил. И никто не умирал. Я же ничего не имела против старых домов. Порой новое строили так, что выбор был очевиден. Только мне не хотелось, чтобы в истории квартиры был покойник.
Я оглянулась, Мити рядом не было, я была уверена, что он только что стоял около меня, я даже не заметила, как он исчез. Я нашла его в самой первой комнате, и волосы встали дыбом. Помимо него там был человек, он лежал на диване, накрытый шторой. Я уставилась на его грудь в надежде различить движения, но понимала, что он мертв. Я не знаю, что меня напугало больше: сам труп или Митя, стоящий рядом с ним.
Когда я осознала, почему не обратила на подобное внимание сразу, волосы поднялись еще сильнее. Я вспомнила, что скользнула взглядом по дивану, но посчитала старика грудой наваленного белья, теперь же его лицо было открыто. И я знала, кто это сделал. Но то, что произошло дальше, напугало меня еще сильнее.
Митя протянул руку к телу и дотронулся до него, старик дернулся. Я еле сдержалась, чтобы не закричать, успев закрыть рот ладонью. Видела собственными глазами, это было похоже на судорогу, которая бывает перед сном, когда мышцы расслабляются. Старик дернулся, я видела это так же явно, как и то, что Митя стоял там.
– Вы тут? – на плечо легла рука Глеба, – что делаете?
Он застыл, разглядывая комнату.
– Это что, труп? – спросил он как можно тише. Я кивнула.
Митя повернулся к нам и улыбнулся.
– Дедушка мертвый? – спросил он.
– Нет. Он просто очень устал, – быстро сказал Глеб, забирая сына из комнаты.
Собственник, не моргнув глазом, подошел к дивану и накрыл лицо покойника. Он даже не удосужился ничего сказать в свое оправдание. За старика стало обидно, не дай Бог вырастить таких детей, которые продадут тебя вместе с квартирой, пока твое тело еще не успело остыть. Я понимала, что в старых домах есть скелеты в шкафу, но, чтобы трупы на диване! Мнение по поводу хозяина утвердилось еще больше: человек был сверхнеприятный.
В голове не укладывалось, как беспринципность собственника, который пригласил на просмотр квартиры, так и произошедшее там. Я покосилась на Митю, сидящего в детском кресле. Он выглядел обычно. Я представила комнату и то, что там произошло. Логичных объяснений не было. Я просто их не видела.
Глеб был растерян. Он задумчиво вставил ключ в зажигание и повернул. Я не собиралась ничего рассказывать.
– Не грузись, – подбодрила я его, – ощущая осадок.
– Да в голове не укладывается! Это как надо было спокойно людей звать!