Гадюка Баскервилей
Шрифт:
«Клуб поэтов» располагался в симпатичном домике в ближайшем пригороде Лондона и скорее напоминал замок: высокий кирпичный забор, кованые ворота, башенки по углам строения, витражи в окнах.
При поддержке нескольких полицейских, объяснивших свой визит поисками беглого каторжника, который якобы мог прятаться поблизости, сыщикам удалось быстро проникнуть внутрь дома. Там они увидели трех джентльменов, расположившихся за столом из красного дерева, посреди которого стояла початая бутылка виски.
– Бумаги от окружного прокурора у вас нет случайно? – поинтересовался один из обитателей дома-замка. – Вот вызову своего адвоката, он устроит
– Правильно, сэр Максвелл, – поддержал говорившего его сосед, у которого на руке синела татуировка «Николсон», – думаю, что у кого-то эполеты завтра с плеч полетят. Точно, сэр Джеймс?
– Какой разговор? – живо отозвался третий. – Здесь частный дом, клуб поэтов заседает (ха-ха!), а вы с «дон’т андестендом» [26] каким-то…
26
От английского «Don’t understend» – не понимать. По смыслу автор мог бы в данном контексте перевести названное выражение на современный новорусский язык «а вы с непонятками какими-то». (Прим. ред.)
Ларин чувствовал себя не очень уютно: с одной стороны, нельзя ударить в грязь лицом перед английским сыщиком, а с другой – его отнюдь не радовала перспектива официального разбирательства, которой грозил сэр Максвелл. А тут еще Холмс шепнул на ухо, что не знает агента в лицо («Тоже мне, резидент чертов, кто так с собственной агентурой работает!»), а потому гости должны обязательно помочь выпутаться из неприятной ситуации. И тут Андрея осенила идея.
– Я детектив Ларин, – по привычке представился он, махнув перед носами джентльменов брелоком от ключей в форме круглой открывашки для бутылок, – клуб поэтов, говорите? Про заек пишете? А где же стихи? Или эта бутылка со стаканами (он кивнул на стол) – единственные приспособления для творчества?
– Да вы, мистер Ларин, видимо, перегрелись в жарких странах, – возразил сэр Джеймс, – при чем тут зайки? Мы о жизни пишем. Про конкретных молодых джентльменов.
– Ага, – встрял в разговор сэр Николсон. – И про «бобби» [27] тоже. И про «копов» американских.
– Гы-гы-гы! – захохотал сэр Максвелл, которому явно понравилась шутка приятеля. – Про «бобби» обязательно.
Хозяева явно издевались над Лариным, но тот как ни в чем не бывало предложил:
27
«Бобби» – прозвище англ. полицейских, «коп» – американских. Соответств. русскому «мент».
– Ит’с гууд – это хорошо. Если вы тут все такие поэты – напишите по короткому стишку. Ну, хоть бы на тему нашего визита. Получится, – пожалуй, поверю на слово, а нет – вам придется оставить стол в покое и продолжить общение в Скотленд-Ярде.
Это предложение повергло господ Максвелла, Николсона и Джеймса в уныние. Еще больше загрустили они, когда оперативник протянул каждому по листку бумаги: «творите». Но, поразмыслив, вся троица заводила по бумаге перьями.
Первым закончил работу сэр Максвелл:
Я, в натуре, не понял,Это что за прикол?Бобби вроде в законе,Так при чем же здесь стол?Если виски желаешь —Попроси – я налью.Но, блин, понимаешь,СЛарин медленно дочитал этот шедевр и терпеливо дожидался, пока закончат творить остальные двое. Следующее произведение подал сэр Джеймс.
Душу поэтаВам не понять —Свободы и светаВек не видать!Что за приколыВрываться в дома?Жизнь – это школа,Но школа – тюрьма!28
Здесь и далее в стихах адаптированный к русскому перевод с английского. – Авт.
Оперативник усмехнулся и взял листок со стихами сэра Николсона. Ему тоже было далеко до Шекспира.
Только остаетсяРуки заковать,Уголовка рветсяПосадить опять.Воли век не видетьПосле их утех.Опера до гробаДоведут нас всех.Вроде честный парень,А сажать спешит.Люди вы едва ли,Если без души!– Ну вот, – сэр Николсон облегченно вздохнул, – теперь вы убедились, что мы настоящие поэты? Так что разговор окончен, я думаю?
– Правильно, – подхватил Максвелл, – давай, разойдемся по-хорошему.
А Джеймс миролюбиво добавил: «Слушай, брат, давай-ка лучше стакан налью. Качественное виски. I giving a tooth (Зуб даю)!»
Но оперативник не спешил с ответом: пока хозяева «Клуба поэтов» занимались писаниной под надзором Ларина, полицейские и Дукалис живо прошлись по дому, осмотрели дворовые постройки… Теперь Андрей и Холмс ждали результата. Вошедший в комнату Дукалис поманил Ларина к себе. Но оказалось, что поиски были тщетными: ничего предрассудительного обнаружить не удалось.
– Ну что, вляпались, придется извиняться перед этими? – Анатолий кивнул в сторону «поэтов». – Или, может, посоветуем растащить их по разным комнатам и тогда сумеем переговорить с человеком Холмса?
– Извиняться не будем, – возразил Ларин, – повод для задержания есть серьезный, а говорить с агентом нет никакой нужды.
– Вы что, Энди, решили отказаться помогать раскрывать это дело? – то ли в растерянности, то ли испуганно спросил великий сыщик. – А что же мне тогда делать?
– От работы мы никогда не отказывались, а вам, думаю, следует перечитать Эдгара По… Давайте-ка, отойдем чуть подальше, и я все объясню.
И Ларин, взяв великого сыщика под локоть, потянул его в сторону от стола, за которым сидели «поэты».
– Посмотрите внимательно, Холмс, на плоды творчества этих господ. Ваш человек догадался дать нужную информацию, используя акростих. Вот, произведение Николсона. По первым буквам строк складывается вполне конкретный текст: «ТРУП В ПОДВАЛЕ». Вы поняли?
– О-о! – обрадовался Холмс. – Считайте, что первый экзамен вы сдали успешно. Я, конечно, сразу обратил внимание на стихотворение Николсона. Вообще всякие записки и литература – мой конек. Просто мне захотелось проверить вашу наблюдательность.