Гагарина, 23
Шрифт:
– Заклинаю вас, силы царства, будьте под моей левой стопой и в деснице моей!..—древнееврейские гортанные слова слились под низким потолком с дымкой от воскурений и горящих свечей, льющих слёзы на серебряные подсвечники. – Амен, Амен, Амен.
Борух осторожно повернул притёртую крышку маленькой склянки.
– Апчхи! Что ты жжёшь? Рыбьи сердце и печень? Фу! – появившийся демон плюнул на пол, слюна зашипела и испарилась.
– Больше почтения! В моей ты власти с того мгновенья,
как
– Ты продержал меня два года в заточеньи!
Позволь спросить, зачем? – демон воинственно выпятил грудь.
– Желаешь в преисподнюю – в свой дом вернуться,
так эту милость заслужи!
– Оставь свои уловки, Борух! Так что ты хочешь от меня?
Каббалист, забыв, что нельзя показывать слабину, тяжело вздохнул:
– Я болен, мне осталось жить не больше полугода,
и Ханна, дочь моя останется трёхлетней сиротой.
О ней, конечно, позаботится родня, но нужно большее…
– Судьба зло поглумилась над тобой! Как жаль! – демон, ёрничая, изобразил печаль.
Борух опомнился и нахмурившись, повысил голос:
– Не забывайся! Повелеваю тебе быть хранителем Гольдман Ханны, дочери Боруха и оберегать её до преклонных лет!
Лучи от пентаграммы ударили ярким светом в потолок.
– Преклонные годы – это, по-твоему, сколько? – удручённо спросил невезучий гражданин Ада, поняв, что всё намного серьёзнее, чем он думал.
– Я размышлял об этом и решил, что девяносто лет —
достаточный предел, чтобы устать от жизни.
– А почему не двести? Давай, коль начал изводить меня,
так делай это с истинным размахом! – возмутился демон и волчком закрутился по комнате, брызгая во все стороны шипящей слюной:
– Мне не под силу отводить все беды,
что неминуемы для человека.
Я не смогу вернуть на место руку, что меч отсёк,
и сердце мёртвое заставить биться, тоже не смогу.
Я – демон, а не чародей.
Борух усмехнулся, наблюдая за негодующим пленником:
– Ты делай так, чтоб меч не сёк и не стреляли ружья.
Искореняй причину, чтобы не было последствий!
– В тот миг, когда придёт предел отпущенных ей лет,
то, как узнать мне, что я вновь себе хозяин? – подстраиваясь под речь каббалиста, спросил хранитель-неофит.
Борух понял, что сущность покорилась:
– Дочь Ханна не проснётся, и ты тотчас же вспомнишь своё имя…
– Имя? Моё имя? – круглые жёлтые глаза увеличились вдвое. – Я его забыл! – осознав весь ужас случившегося, несчастный схватился за голову.
– Без имени ты не раскроешь крылья, чтоб пролететь чрез тёмные врата.
Демон повернул совиную голову и посмотрел на свою спину. Его гордость – два антрацитово-чёрных крыла, лежали одно на другом ссохшимися засаленными тряпочками, образуя горб.
– Предела нет для подлости твоей! – слёзы дрожали в голосе нечисти.
– Так странно слышать от тебя подобные упрёки…
Хранитель, знай, что, если дочь моя
уйдёт из жизни до оговорённого срока,
ты станешь серой тенью в междумирье
и будешь там скитаться до скончания времён.
Обряд сожрал последние силы каббалиста и уже через месяц он умер. Сиротка Ханна, в будущем Анна Борисовна, пошла по длинной дороге жизни с невидимым защитником за спиной.
глава 13
Мок, уже поведавшая хранителю о своих приключениях, с жадным интересом, по-бабьи подперев лицо ладонью, выслушала его историю и спросила:
– У тебя нет имени?
– Я придумал себе временное – Аврум.
– Что за имя такое?
– Аврум – это как Абрам. Оно солидное, звучное, в любом случае лучше, чем Акакий или Африкан. И ой-ва-вой, если когда-нибудь назовёшь меня Абрашкой! – хранитель грозно посмотрел на собеседницу.
Мок замотала головой – никогда она не станет его так называть! Решив польстить собеседнику, албасты с восхищением воскликнула:
– Ты говоришь как многоопытный колдун!
– Имеешь в виду, что я владею грамотой? – Аврум приосанился. – Да-а, я со своей подопечной учился в гимназии, университете, посещал открытые лекции, музеи и театры, а потом тюрьмы, лагеря, где сидело много образованных людей. Прошедшие годы дали пищу для ума. Ты, как я вижу, ведёшь унылое существование: поела-подремала, а ведь у тебя большой потенциал, я это чувствую.
От диковинного слова физиономия Мок вытянулась.
– У тебя есть способности, которые ты можешь проявить для того, чтобы…—Аврум начал объяснять и понял, что завяз, – бэ-кицур (короче, иврит), есть много интересного кроме еды и сна.
Всегда одинокая Мок даже не задумывалась о том, что может быть что-то важнее заботы о выживании – смысл её существования сводился к сытости и незаметности. Она иногда развлекала себя по мелочам, но Аврум предлагал что-то манящее, неизведанное, от чего сильнее забилось бессмертное сердце.
– Что же делать? – албасты заглянула в совиные глаза.
– Если я правильно понял из твоих слов – Чёрная Ведьма сыта и пока не опасна. Ею мы займёмся позже – придумаем что-нибудь разнузданно-весёлое, – коварный смешок прервал речь, – а пока можно расслабиться. Мы обитаем в большом доме – у меня захватывает дух, когда я представляю как здесь можно разгуляться! Только для Ханны я хранитель, а для всех остальных – ДЕМОН!
– Ты сказал «мы»? – Мок замерла, было не важно, как его называть, главное, что у неё, кажется, появился друг.