Галактический глюк
Шрифт:
– Этот квартал уже при оллариушниках строили, – объяснил Сид, заметив, с каким интересом смотрит по сторонам Вениамин. – По первому времени ожидали, что на Веритас повалят последователи Хиллоса со всей Галактики. Но, по счастью, обошлось.
– Почему же по счастью? – машинально спросил Вениамин.
– А ты представь себе, что вокруг одни оллариушники, – Сидор, должно быть, уже представил и поэтому с омерзением передернул плечами. – Чокнуться можно!
– На Веритасе и сейчас почти все оллариушники, – заметил Вениамин.
– Хазер! – усмехнулся Сид. – Большинство только прикидывается.
Вскоре новые кварталы сменили пустыри, превращенные в свалки строительного мусора и вышедшей из строя бытовой техники. Небо давно уже морщилось серыми тучами и наконец разразилось мелким, холодным дождем. По мокрым кучам мусора лазали странного вида люди в длинных серых одеяниях. У каждого на плече висела большая клеенчатая сумка вроде торбы, а в руке – длинная палка. Завидев чужаков, люди тотчас же исчезали, растворяясь в сумерках, точно серые призраки.
– Это еще кто такие? – спросил Вениамин.
Одна рука его была засунута в карман, другой он придерживал воротник куртки, чтобы вода с волос не стекала за ворот.
– Оллариушники, кто же еще, – ответил Сид. – Истинные.
– И что они тут делают?
– Ясно дело что – Оллариу!
– Оллариу?
– Ну да, только по-своему.
– Ничего не понимаю, – честно признался Вениамин.
– Блаженные это, – объяснил Сид. – Великий Магистр говорит, что они дети Хиллоса. А по-моему, так по ним давно Желтые Кирпичи плачут.
– Почему они прячутся?
– Считают, что остальные люди нечисты духом. А общение с нечистыми может и их самих замарать. Блаженные не пьют спиртного, не едят мяса, не смотрят на женщин, не пользуются электрическими приборами и не разговаривают.
Последний пункт программы блаженных почему-то больше всего удивил Вениамина.
– Как это, не разговаривают?
– Во всяком случае, никто не слышал, чтобы они разговаривали. На людях блаженные меж собой только знаками объясняются.
– И живут они на свалке?
– В близлежащих домах. Взламывают пустующие квартиры, все из них выбрасывают и спят, не раздеваясь, прямо на полу. И окна еще вышибают.
– А окна-то зачем? – не понял Вениамин.
– Не знаю, – пожал плечами Сид. – Может, для того, чтобы ближе к природе быть. А может, чтобы от непогоды страдать. Хотя какие уж тут страдания – ночью температура редко опускается ниже десяти градусов, показуха одна. А на свалке они всякий металлический лом собирают, провода с цветными металлами, вышедшие из строя микрочипы. Ну, вроде как на пропитание себе так зарабатывают.
– Неужели здесь можно найти что-то дельное? – Вениамин с сомнением посмотрел на груду металлического и пластикового лома, мимо которой они как раз проходили.
– Нет, конечно. Но блаженные, все одно, что ни найдут – все в сити тащат, на еду обменивают. Войдет пара таких вот, вонючих и грязных, в продовольственный отдел центрального суперкауплуса, подойдет к кассе, один начнет перед кассиром железки из сумки выкладывать, а другой в это время на банки с консервами показывает, которые ему нужны, да страшные рожи корчит. Дураками прикидываются – вроде как честный чейндж произвести хотят. Кассиру, разумеется,
– А джанитов вызвать нельзя?
– Наивный ты, Вениамин Ральфович, – это была не шутка и не насмешка, а чистая констатация факта. – Какой же джанит с блаженными связываться станет, ежели они истинные оллариушники! Да к тому же и сам Великий Магистр их на праведную жизнь благословил.
– Да, об этом я не подумал, – вынужден был признаться Вениамин.
Пустыри вплотную прилегали к территории космопорта. Джанитов поблизости не было, но, надо полагать, оллариушники позаботились о том, чтобы не только украсить трехметровую бетонную стену тремя рядами колючки под напряжением, но и снабдить ее автоматической системой наземного контроля. Только подойди кто к стене – и полный алярм будет обеспечен.
Площадь, размером с три футбольных поля, на краю свалки занимали огромные квадратные танки, высотою метров в двадцать, выкрашенные почему-то в камуфляжные цвета.
– Это и есть большой мусоросборник, – Сид взглядом указал на танки. – В танки закачивают отработанное жидкое топливо. На переработку.
– И во что же его перерабатывают? – удивился сверх всякой меры Вениамин.
Во времена, когда космофлот был укомплектован главным образом кораблями, работавшими на жидком топливе, самой большой проблемой была утилизация токсичных отходов, образующихся в результате трехступенчатого химического процесса, протекавшего в жидкотопливных реакторах. И если оллариушникам удалось найти способ пусть даже не переработки, а хотя бы безопасной утилизации отработанного жидкого топлива, то на одном этом можно было сделать целое состояние.
Сид с безразличным видом слизнул каплю дождевой воды, повисшую на верхней губе.
– Не спрашивай меня, спроси у Хиллоса, – сказал он и искоса, лукаво глянул на Вениамина. – Или у Великого Магистра. Может быть, он умеет творить чудеса?
Небо было серым, похожим на жеваную бумагу. Дождь стучал по металлическим крышам танков, выбивая мелодию, отдаленно напоминавшую болеро. Внутри танков что-то булькало, чавкало и влажно чмокало – там протекал некий таинственный процесс, ни суть, ни принцип, ни конечная цель которого никому не была известна.
Вениамин заглянул в узкий – двоим не разойтись – проход между танками, хмыкнул с сомнением и посмотрел на часы. До времени, назначенного Канищеффым, оставалась двадцать одна минута.
– И где же нам здесь его искать? – спросил Вениамин не только у Сидора, но и у себя самого.
– Сам объявится, – уверенно ответил Сид, безошибочно угадав, о ком идет речь.
– Ой ли, – сомнения медленно заползали в душу Вениамину на протяжении последнего получаса – быть может, скверная погода была тому причиной? – и в конце концов из них сформировалась масса, близкая к критической. – Что-то подсказывает мне, что этот пьяница до сих пор торчит в «Бивисе и Батхеде».