Галактика мозга
Шрифт:
— Врачи не могут его из комы вывести. Просят ученых.
— Тебя, что ли?
— Почему сразу меня?
— Ты же мозгами занимаешься. Доктором наук стал.
— Меня тоже спрашивали, — сознался Антон.
— Ну и что? Когда будешь генерала на ноги ставить?
— Это сложно, батя.
— Но ведь можно?
Антон помолчал. Как пытливый ученый он задумывался над этой проблемой и даже определился с направлением поиска.
— Варианты есть. Но вероятность успеха мала, — неуверенно произнес он.
— А ну постой!
Шувалов зафиксировал коляску, сделал несколько шагов вперед. Отец буравил сына колючим взглядом.
— Ты что, отказался помочь генералу Павлову?
— Ну, я… Как бы это сказать…
— А так и говори. Будешь ему помогать или нет?
— Три года в коме — это не шутка. Организм ужал все свои функции до минимума. Вмешиваться в работу мозга очень опасно. Есть риск, что пациент не выживет.
— А сейчас он что — живет? Валяться в коме беспомощным овощем — это, по-твоему, жизнь?! Ты не знаешь генерала! Если бы его спросили: такая жизнь или риск смерти? Он бы выбрал риск. Павлов отчаянный генерал и ничего не боится. Или грудь в крестах, или голова в кустах — вот он какой!
— Я понимаю, но… — Антон развел руки.
— Ты вот что, сынок, не ерунди и плечами не пожимай. Если можешь помочь — помогай. Каков бы ни был риск! Это я тебя прошу. И любой офицер, который с ним служил, скажет так же.
Антон невольно опустил глаза под требовательным взглядом отца. Ему на ботинок спланировал желтенький березовый листочек.
— Да или нет? — настаивал отец.
— Я уже отказался… Так получилось.
Шувалов знал от Елены Репиной, что генерала Павлова на днях перевезли в клиническое отделение при Институте нейронауки, и что Вербицкий страшно нервничает по этому поводу. От него требуют результата, который он не в состоянии дать.
— А ты уверен, что без тебя справятся? — угадал настроение сына отец.
— Не уверен.
— Если бы участвовал ты, то шансы на успех повысятся?
— Да.
— Почему так думаешь?
— Я знаю о жизни и смерти мозга больше, чем остальные.
— Так что же ты колеблешься! Дай мне слово, что поможешь генералу.
— Много проблем. У меня сейчас такое положение…
— Ты дашь слово или нет?
— Хорошо, батя. Попробую.
— Повтори четче!
— Я сделаю это.
Морщины на лбу отставного офицера разгладились.
— Я верю в тебя, Антоха.
32
— В чем дело?! Что тебе еще надо? — кипятился Борис Вербицкий.
Он нервно жестикулировал растопыренными пальцами над склоненными головами Антона Шувалова и Сергея Задорина. Те сидели за столом. Задорин подкладывал цветные томограммы мозга генерала Павлова, соответствующие гистограммы и таблицы с цифрами. Сосредоточенный Шувалов делал в них пометки.
— Не мешай, а. — Антон, не поднимая головы, качнул ладонью, словно отгонял надоедливую муху.
— Как это не мешай! Что значит, не мешай? Три дня назад ты сказал, что всё готово. Вот твой план предстоящей операции, — тряс бумагами Вербицкий. — Я доложил начальству. Его утвердили. Леонтьев назначил мероприятие на завтра. Медики уже подготовили генерала. А теперь ты заявляешь, что надо делать новые расчеты!
На этот раз Шувалов взглянул исподлобья на разбушевавшегося Вербицкого. В его голосе сквозили ледяные нотки.
— Если ты уверен в своих силах — действуй. Я же тут не работаю. Меня здесь нет!
— Шувалов, не надо демонстрировать свой характер. Мы все ершистые. Это были твои условия. Ты согласился помогать анонимно. Я обеспечил тебя всеми данными. По твоему заданию мы провели дополнительную диагностику мозга Павлова. Я разрешил тебе пользоваться институтской лабораторией по ночам. К твоим услугам наши приборы, и над чем ты еще колдуешь, я не знаю. Я даже согласился, привлечь к твоей работе Задорина. Да если это станет известно начальству, мне не поздоровится. Я сильно рискую!
— Вот как. И что же с тобой будет?
— Уволят! Или, как минимум, лишат премии.
— Ооочень страшно.
— Ну, знаешь… Это ты, как вольный художник, можешь заниматься то электроникой, то физикой, то к нам переметнуться в нейронауку. Сейчас, говорят, ты в медицину подался и делаешь успехи. А я здесь сразу после университета, и не хочу никуда уходить.
— Не уходи. Уйду я. — Антон поднялся, стал собирать вещи.
— Шувалов, ты считаешь себя очень умным. Корчишь из себя гения. Но умники не интересны нашему обществу, народ их не понимает, а гениев просто побаивается! — Вербицкий дергано улыбался и вертелся около спокойного Шувалова. — Включи телевизор. Ты когда-нибудь смотришь телевизор?
— Мне некогда.
— А ты посмотри. Посмотри! Фильмы снимают о сильных и богатых, о проститутках и бандитах, о ворах и тех, кто их ловит. А еще о несчастной женской любви. На каждом канале ты увидишь толпы кривляк, желающих тебя рассмешить, и десятки певичек с длинными ногами, голым животом и силиконовой грудью. И ни одного ученого вроде тебя или меня. Ни одного! Мы лишние в этом мире развлечений и порока!
— Я это знаю. Общество не умеет зарабатывать на умных.
— В каком смысле?
— Производителям не выгодны умные потребители. Существующая реклама рассчитана на глупых. На примитивно мыслящих покупателях транснациональные компании зарабатывают больше. Крупный капитал переплетен с властью, а той тоже не нужны думающие избиратели. Поэтому уровень образования повсеместно будет только снижаться. А настоящих ученых требуется немного. Их сохранят в отдельных странах, но для удобства контроля предложат жить в современных резервациях под красивыми названиями: Наукоград или Кремниевая долина. Это уже происходит, как ты знаешь.