Галактики как песчинки
Шрифт:
Рапсоди стоял, окаменев. Тёмное розовое пятно разливалось по его лицу. Эти несколько слов, сказанные ему и всем присутствующим, говорили о его положении. Если он пойдёт на попятный — потеряет своё лицо. На экране, за Рапсоди, мужчины и женщины толпились, чтобы попасть на супер-ужас-шоу “Смерть в отсеке смертников”. Над ними — огромный, словно живой, висел манекен задушенного человека — со свёрнутой на бок головой, вывалившимися из орбит глазами, торчащим из раскрытого рта синим языком.
— Конечно, нам не стоит показывать все эти отвратительные
Он стоял, глупо улыбаясь.
Но улыбка, словно гримаса зубной боли, перекосила его лицо.
— Я демонстрирую эту мерзость, чтобы очертить главную идею. Разумеется, мы обсудим окончательный вариант позже. Разумеется.
Большой Цело кивнул.
— Ты слишком идеализируешь Бастион сорок четыре, Рап, — мягко сказал он. — Это ведь просто бездельник с камерой.
Город Арса Скайкра постепенно пустел. Смятые пакеты из-под орешков, мини-бюллетени последних известий, билеты, программки, превентивы, рвотные пакетики, афиши и цветы — валялись в мусорниках.
Гуляки брели домой.
Над Залом Босфора невидимым пологом спустился туман, как бы подчёркивая растущую пустоту места.
Толстый, в незастёгнутой одежде, вывалился из зала и направился к ближайшему движущемуся тротуару один из хард-степперов. Тот опрокинул кутилу, как осенний лист, и так же, как лист, понёс его.
На башне Пла-то пробило три тридцать. В опустевших ресторанах выключился свет, оставив на сетчатке глаз образ перевёрнутых стульев. Даже купола Цело потускнели. Последние шлюхи вяло плелись домой, крепко прижимая к себе сумочки.
И все же Зал не пустовал.
Глаз камеры, полный раскаяния, глядел вниз на последних свидетелей сцены — свидетелей, которые стояли не двигаясь, бесстрастно, не участвуя, когда вечер был в разгаре. Оглядывая толпу, они ждали в проходах, словно охотники у загонов. Тень скрывала их лица, напряжённые и не выражающие никаких эмоций. Жили только глаза.
— Эти люди, — сказал Рапсоди, — всегда восхищали Арса Скайкра. Они стали объектом его исследования. Он думал, что если кто-то и проведёт его в сердце города, то это могут сделать именно эти люди, пещерные жители дверных проходов. Из ночи в ночь они стояли здесь. Скайкр называл их “призраками праздника”.
Экран моргнул, затем снова обрёл форму.
Верхняя камера держала в прицеле двух мужчин, медленно бредущих вдоль канала.
Арс Скайкр и его молодой помощник Рапсоди 182.
Не спеша они шли к Тайгеру.
Мужчины остановились около обшарпанного магазинчика женской одежды, рассеянно глядя на вывеску “А.Виллиттс. Костюмы и Одежда”.
— У меня такое чувство, что нам пора кое-что выяснить, — сказал Арс. — Нам надо услышать, что есть на самом деле город. Мы попытаемся получить информацию из первых рук. От того, кто должен чувствовать его атмосферу гораздо сильнее нас. С этим парнем мы опустимся в самое его сердце. Но это будет не очень приятно.
Тьма.
Казалось, что она исходила от чёрных костюмов лётчиков реактивной авиации; образцы антиквариата, они висели строго и надменно на стенах магазина, напоминая похоронную процессию.
Костюмы Виллиттса — ископаемые человечества, как, впрочем, и сам костюмер. Он напоминал тех — у дверей Зала.
Глаза Виллиттса — выпуклые и сверкающие, делали его похожим на мёртвую крысу. Он никогда не ходил в Зал Босфора.
— Я — не полицейский, — говорил Арс. — Я просто любознательный. Мне хочется знать, почему вот так вы стоите здесь каждую ночь…
— В этом нет ничего предосудительного, — бормотал Виллиттс, опуская глаза. — Я ничего не делаю.
— Именно так. Вы ничего не делаете. Почему вы — и такие же, как вы, — стоите и ничего не делаете? О чем вы думаете? Что видите? Что чувствуете?
— Я занимаюсь бизнесом, — оправдывался Виллиттс. — Я занят. Разве вы не видите, что я занят?
— Я хочу знать, что вы чувствуете, как живёте, Виллиттс.
— Оставьте меня, пожалуйста!
— Ответьте на мои вопросы, и я уберусь.
— За нами не пропадёт, Виллиттс, — добавил молодой Рапсоди, подмигивая.
Глаза костюмера отливали хитрецой. Он облизал губы. Виллиттс выглядел уставшим, краска отхлынула от лица.
— Оставьте меня в покое, — умолял он. — Это — единственное, о чём я вас прошу. Оставьте меня в покое. Я же ничего не сделал вам, правда? Покупатель может зайти в любой момент. Я не буду отвечать на ваши вопросы. А теперь, пожалуйста, уходите.
Неожиданно Арс перепрыгнул через стойку и прижал к ней старика. Скайкра охватило отчаяние.
— Виллиттс, — шептал он, — я должен знать. Я должен знать, понимаете? Неделю за неделей я копаюсь в этой выгребной яме города, и на дне её нашёл тебя. Я хочу знать, что ты чувствуешь здесь? Помоги мне или я убью тебя.
— Что я должен говорить? — неожиданно потребовал Виллиттс, дрожа от страха, как мышь. — Я ничего не скажу. Я не могу. Я не знаю, о чём говорить. Если бы вы были таким, как я или похожим на меня… может быть, вы и поняли бы…
Наконец, они ушли, оставив лежать Виллиттса на полу в пыли, около стойки.
— Я не хотел выходить из себя, — извинялся Скайкр.
Он лизнул костяшки пальцев.
Ему полагалось знать, что камера наведена на него, но, слишком занятый собой, он не обращал внимания на такие мелочи.
— Что-то оборвалось внутри меня. Думаю, что наша ненависть всегда наготове. Думаю… Но я должен откопать…
Его печальное лицо все приближалось и приближалось.
Один зрачок неясно мерцал. Камера ушла в сторону.
Вся аудитория, за исключением босса, громко спорила и кричала: их развеселило маленькое происшествие.
— Нет, серьёзно, — говорил Ормолу 3, — в этой последней сценке что-то есть. Вам следует разыграть её с хорошими актёрами. Необходимо выбить несколько зубов. Может быть, закончить сценку тем, что портного скинули в канал?