Галера для рабов
Шрифт:
– Не знаю, – бормотала Статская, зябко обнимая себя за плечи. – Ей-богу, не знаю… Вроде бы помощник капитана… как там его… Он так быстро пролетел…
– Мне тоже показалось, что это Шварц, – сказал Вышинский, опасливо поглядывая за борт. – Брр, какая жуть… Они что тут, совсем с ума посходили? Они соображают, что творят?
– А вы еще не поняли, что это театр абсурда? – выжимала из себя улыбку Евгения Дмитриевна, но ее тоже колотило. – Мужчины, в чем дело? В театре антракт? Мы собираемся доводить дело до конца? Какая разница, кто это был – Шварц или нет, ему все равно от нас не спрятаться. А Желтухин, если погиб, то пусть вода ему пухом, его ехидная физиономия навсегда останется в наших сердцах…
Капитан
– Ах ты, падла, волыну заныкал?! – безумный ураган сбил ошеломленного капитана с ног, он покатился по полу. Расторопный полковник тут же сунул трофей за пояс, перевернул чемодан и высыпал содержимое на пол.
– В эмиграцию собрался, тварь? – загоготал Костровой. А остальные распинали упирающегося капитана, держали руки, ноги, а Маргарита Юрьевна уже вязала его набитой рукой.
– Что вы делаете, остановитесь! – взывал к рассудку пассажиров капитан. Но люди, одержимые манией, превращались в животных.
– Усы у него проверьте, усы! – пыхтела Маргарита Юрьевна, сноровисто справляясь с путами. – Вдруг оторвутся, если дернуть!
– Да вроде не отрываются, – удивлялась Евгения Дмитриевна. – Значит, надо посильнее дернуть… – она рвала усы со всей дури, но те не отрывались. А капитан исходил криком от вспарывающей боли. – Ладно, черт с ним, пусть будут настоящие, – сконфуженно заявила женщина, поднимаясь с колен. – Настоящему преступнику ведь ничто не мешает отрастить усы?
– Попался! – взревел полковник, вытрясая из свернутого полотенца сотовый телефон фирмы «Сименс» – такие были в ходу лет десять назад. – Что, голубчик, запретил работодатель брать с собой средства связи? Под угрозой лишения гонорара, говоришь?
– Бинго! – восторженно вопила Статская, выхватывая у полковника мобильник.
– Какие же вы кретины… – плевался и вертелся капитан. – Эта штука все равно разряжена, у нее старый аккумулятор, это жена мне сунула на всякий случай, я даже не знал о нем… А если и не так, в этом квадрате все равно нет сотовой связи.
– Заткнись! – махал полковник кулаками перед его носом. Потом стащил наволочку с подушки, принялся скручивать и запихивать ее в глотку капитану.
– Не работает, – помрачнела Статская, отшвыривая телефон. – Этот кусок кирпича даже не включается, убедитесь сами…
– Тихо… – вдруг сказал полковник, прикладывая палец к губам. И все застыли, навострив уши. Из коридора донесся шорох, скрипнула половица.
– Коридорный? – предположила Евгения Дмитриевна.
– Да вроде прибрали коридорного… – возразила Статская.
– Ах да…
Полковник Костровой был сегодня на коне. Он уже летел с проворностью легкоатлета к двери, распахнул ее, вытряхнулся в коридор. Испуганный вскрик, и кто-то затопал, спасаясь бегством. Обуянные охотничьим азартом, пассажиры повалили из каюты. По коридору улепетывал помощник Шварц, а полковник, улюлюкая и сквернословя, уже догонял его – он несся страусовыми прыжками, стремительно сокращая дистанцию. Догнал, подсек ногу – и покатились оба, создавая в узком пространстве яростную возню. Послышался шлепок затрещины, испуганный помощник ответил симметрично – пяткой в грудь, полковник охнул, выбыв временно из баталии. Но когда тот метнулся с низкого старта, полковник предпринял отчаянный рывок, выбрасывая руки, схватил его стальными клешнями за лодыжки. Шварц извивался, сопел от натуги, а полковник гоготал, впиваясь ногтями в живую плоть. Женщины обогнали мужчин, вырвались вперед – они словно ведьмы, способные постоять за свое право на жизнь. Но Евгения Дмитриевна споткнулась о торчащую, как коряга, ступню Кострового и стала неодолимым барьером для разогнавшегося Вышинского. Блондинка выбежала на финишный отрезок трассы, с победным воплем оседлала Шварца, стала хватать его за руки. Оба яростно возились, делая страшные глаза. Подоспели Бобрович с Зуевым, прижали руки помощника к полу. Но тот сопротивлялся, он обладал достаточной силой, чтобы противостоять четырем безумным «дикарям».
– Душите его, Маргарита Юрьевна… – хрипел Бобрович.
– Чем? – растерялась блондинка.
– Налогами, блин… – разозлился полковник, он уже изнемогал, обуздывая непокорные ноги Шварца. – Ручками, дорогая, ручками, не бойтесь их запачкать… Или вы не можете без перчаток и стальной удавки?
Блондинка смекнула, и вскоре физиономия Шварца уже цвела всевозможными пятнами. Евгения Дмитриевна, отодрав от себя прилипчивого Вышинского, неслась обратно, за веревкой. Последний «орешек» оказался самым крепким. Но и он не устоял под натиском взбешенных пассажиров. Его перевернули на спину, стали связывать, а Евгения Дмитриевна хищно дышала ему в затылок и торжественно уверяла, что если он будет дергаться, она точно оторвет ему ухо.
– И это хорошо, – удовлетворенно вымолвил вспотевший полковник, созерцая связанное вдоль и попрек тело.
– Хорошо-то хорошо, Федор Иванович, – мрачно буркнул обмякший Вышинский, опасливо трогая царапину на разбитой губе, – но как бы не стало еще хуже…
– Вы о чем? – не понял полковник.
– Даже не знаю, Федор Иванович… Мы столько тут всего натворили…
– Мы?! – взревел полковник. – Да вы в своем уме, Роман Сергеевич?! Боитесь, что вас посадят за совершение актов вандализма и наказание виновных? А вам не приходит в голову, что мы, законопослушные граждане, всего лишь защищаемся?!
– Так-то оно так, полковник…
– Тогда за работу, бездельники! – воскликнул не растерявший боевого задора полковник. – Груз готов и упакован, осталось перетащить его в машинное отделение! Там всего два выхода, мы уже проверили, двери надежные, ключи наверху! Нужно убедиться, что ни у кого из этих упырей и упыриц не припрятаны в карманах дубликаты ключей. Вперед, болезные, вперед! – развязно гоготал полковник. – Я выведу вас из кризиса!
Пришлось потрудиться и попотеть, стаскивая обездвиженные тела в машинное отделение. Экипаж не сопротивлялся, ему и нечем было сопротивляться. Официантка Алиса с мексиканской страстью сверкала глазами, но не могла даже плеваться. Впрочем, глаза ее говорили о многом. Остальные вели себя смирно, даже помощник Шварц, сообразивший, что сопротивляться в текущем положении – только бесить хищных зверей. Поэтому обошлось без дополнительных увечий. Тела бросали под холодные агрегаты, удостоверились, что в этой части судна только две двери – в соседний трюм и на лестницу, ведущую в основной коридор с каютами. Никто не сомневался, что рано или поздно они развяжутся, поэтому скрупулезно проверяли прочность дверей. Но с этим все в порядке: двери напоминали аналогичные в подводной лодке – тяжелые, из закаленной стали, оснащенные встроенными замками. Безмерно уставшие, люди выходили из машинного отделения, в изнеможении валились на пол.
– Черт, я отвратительно трезвый, – пожаловался Вышинский. – С этим нужно что-то делать. Господа, я правильно понимаю сложившуюся ситуацию: теперь на яхте только мы, можно вздохнуть свободно, мы можем шататься где нам вздумается, не шарахаться от себе подобных?
– Как-то так, Роман Сергеевич, – согласился обливающийся потом полковник. – Доберемся до кают-компании, будем ждать, пока нас кто-нибудь возьмет на буксир или хотя бы сообщит в Сочи наши координаты. А этим ублюдкам конец, – он плотоядно оскалился, ткнув большим пальцем за спину. – Их выведут на чистую воду, можете не сомневаться… – он в изнеможении откинул голову к стене.