Галерея неудачников
Шрифт:
Как бы не презирал Жан Пьер чернокожих аборигенов, но природа брала свое. Купив у родителей девушку, за небольшую плату, он приводил ее в свою комнату. Самым ужасным во всей ситуации было то, что, даже отмыв чернокожую красавицу в душе со всевозможными гелями, как только она начинала возбуждаться и потеть, сквозь ароматы парфюма начинали источаться миазмы стойкого, неподражаемого, тошнотворного африканского запаха. Отчего Жан Пьер, вместо того, чтобы с облегчением кончить в стонущую от вожделения девицу, всякий раз вскакивал и, зажав рот, чтобы не вырвать, бежал в ванную. Отдышавшись, он выталкивал ничего не понимающую девицу на улицу. И уже сам заканчивал процесс семяизвержения, ненавидя себя, ненавидя «вонючих нигеров». И в эти минуты он ощущал себя расистом до мозга костей. А как можно не быть расистом, если за последние десять лет у него не было почти ни одного нормального полового акта.
Неизвестно, сколько бы продолжалась подобная жизнь француза в Африке, если бы в республике Чад не случилась революция.
Повстанцы, захватив, как полагается в таких случаях, все стратегически важные объекты, приказали оккупантам, то есть французам, убираться вон из страны. Чему, собственно говоря, на данный момент, Жан Пьер был несказанно рад.
Но, приехав в Париж, он уже не узнавал свою родину, которую столь же густо наводнили «черномазые» всех сортов. Последней каплей стал чиновник, у которого Жан Пьер получал вид на жительство. Он был цвета горького шоколада.
– Я на вас в суд подам, если еще будете на меня так смотреть, – грозно пообещал чиновник. – Знаю я вас, расистов.
«Бежать! Бежать отсюда подальше! Туда, где живут только белокожие люди!» – решил Жан Пьер.
Не медля, он купил карту мира. Так, куда податься? Норвегия, Финляндия, Нидерланды, Швейцария… Уж там наверняка одни белые. Но Жан Пьер так привык к теплу, что жить в северных странах ему не улыбалось. Так, где еще нет засилья черных? Вся гостеприимная Европа заполнена черными беженцами. Об Американском континенте и говорить нечего. Есть! Нашел! На карте красовалось огромное государство, которое все мировое сообщество боялось, ненавидело и старательно игнорировало.
В свободное время Жан Пьер очень любил смотреть каналы новостей. Из них француз знал, что в России живут только белокожие люди. Мало того – россияне закоренелые расисты. Многие цветные народы просят убежища в других странах, покидая жестокую Россию – взять хотя бы недавний исход турок месхитинцев.
А наводят порядки в России группировки скинхедов. В душе Жан Пьер очень уважал этих неведомых бритоголовых парней, проводящих чистку в далекой стране, и жалел, что их не было в Париже.
Подкованный подобными знаниями, Жан Пьер сказал себе: «Вот мой новый дом». И выбрал самую южную столицу России – Краснодар.
Выучив русский язык и оформив надлежащие документы, на всякий случай, оставшись подданным Франции, Жан Пьер приехал в Россию.
Он очень быстро обосновался в Краснодаре, который, кстати, ему не очень понравился – хаос построек давно не ремонтированных зданий, выщербленные мостовые. Но все бытовые неудобства компенсировали люди. К наслаждению Жан Пьера, они все были белокожие, стройные и вполне прилично одетые.
В первый же вечер уикенда, Жан Пьер, вместе с русским сослуживцем, решил посетить ночной клуб.
И тут французу повезло!
Он познакомился с очаровательной рыжеволосой девушкой. Кожа юной россиянки была на столько белой, что ее маленькая ладонь, в руках француза, казалась вылепленной из чистого снега. А как она пахла!
Когда Жан Пьер танцевал с девушкой, шепча ей на ушко милые шутки, он до головокружения вдыхал ее аромат. Так пахло в солнечный день; так пах круасан в его детстве, когда с утра булочник приносил в их дом свежую выпечку; так пах свежескошенный луг после дождя…
Подобного наслаждения Жан Пьер не испытывал давно. Было видно, что и девушка от него без ума. А еще она была не продажной проституткой, а вполне приличной студенткой пятого курса факультета психологии. И имя у нее было мелодичное – Алена.
Когда француз пригласил девушку к себе в номер, она с радостью согласилась. В обнимку, они вышли из ночного клуба. Жан Пьер уже предвкушал ночь, полную бурной, страстной любви…
Но дошла парочка только до поворота, за которым стоял новенький «Нисан» француза.
Из темноты, перед ними возникли несколько верзил в одинаковых черных куртках, черных штанах, заправленных в высокие армейские ботинки и с абсолютно лысыми головами.
– Что, «чернозадый», приехал наших девочек портить?
Жан Пьер сначала даже не понял, что обращаются к нему. Но так, как на улице больше никого не было, приходилось принимать действительность как данность – его только что назвали «чернозадым». ЕГО! Так его еще никогда не называли…
– Я не «Черно задый». Я – белый. – Внутри у Жан Пьера постепенно холодело. Он понял, что перед ним скинхеды. Надо объяснить, что он свой, белый, и что тут какое-то недоразумение.
– Ха, если ты, «черномазый» – белый, то я – балерина.
– Вот что, «черно*опый», мотай обратно в свою Нигерию, или откуда ты там. Россия для русских! Понаехали тут, уроды! Мало нам своих «чурок». Еще и арабы поперли!
– Я не араб. Я – француз. Я – белый…
Но Жан Пьера уже не слушали. Молодчики, отработанными движениями бывалых бойцов, наносили удары по холеному телу француза.
– Держи девку! – проорал один из скинхедов. И Жан Пьер, сквозь боль затекших век, с облегчением увидел, что рыжеволосая девушка стремительно уносится вдаль, по улице, что-то крича в мобильник.
Звуки воющих сирен вспугнули озверелую толпу молодчиков.
Когда подъехала милиция и скорая, Жан Пьер был в сознании. Подошедший милиционер, обращаясь ко второму, констатировал:
– Скинхеды еще одного араба обработали. За сегодняшнюю ночь – уже второй. Зови врачей. Этому еще повезло – жив остался. Девчонка во время позвонила. А иначе бы все – второй труп, мать его… Так, что там в документах? Опа, смотри – француз.
– Да, но скинхедам то по фиг – из Европы он или нет. Они по морде бьют, а не по паспорту. Расисты хреновы…