Галиция против Новороссии: будущее русского мира
Шрифт:
Судебные преследования галицких русинов продолжались вплоть до начала Первой мировой войны. Австрийские власти организовали еще несколько крупных процессов [31] . А также множество мелких судилищ. Таких, например, как состоявшийся в начале 1913 года суд над крестьянином из села Рипчицы Демчуком, который в разговоре с солдатом 80-го пехотного полка Максимом Крупою [32] сказал: «Если бы когда-то вспыхнула война с Россией, то, что вам от этого будет, если будете биться за евреев и поляков, лучше как пойдете на патрулирование, то сдайтесь добровольно». Подсудимый был приговорен к пяти месяцам тюрьмы [33] . На этот случай стоит обратить внимание еще и потому, что в 1914 году солдаты названного полка, укомплектованного в значительной части русинами, действительно отказались сражаться против русской армии.
31
Самые известные из которых – первый и второй Мармарош-Сигетские, Дело братьев Геровских, Дело Максима Сандовича и Семёна Бендасюка.
32
Тоже русином по происхождению.
33
Новинки // Діло. – 1913 – 13 март.
Необходимо отметить, что в данном случае оборот «биться за евреев и поляков» свидетельствует не только и не столько об этнической розни (полонофобии и юдофобии), сколько о классовом противостоянии. Евреи и поляки составляли в Галиции большинство не только управленцев, но и людей зажиточных и являлись, преимущественно, городским населением. В то же время русины – в большинстве сельские жители, как правило, беднота. Не будем забывать, что первая волна украинской эмиграции в Канаду, начавшаяся в эти годы, состояла именно из галицких русинов, бежавших от беспросветной нищеты и политического бесправия, гарантированных им на родине. Таким образом, на противоречия этнические накладывались, резонируя их, противоречия социально-классовые. Широко представленные в галицийском политикуме сегодня идеи полонофобии и антисемитизма, оформились в XVI–XIX веках на основе социально-классового протеста, осложненного формированием антагонистических классов четко очерченными этническими группами. С изрядной долей схематизма и условности их можно определить как: евреи – буржуа и финансисты, поляки – аристократия и администраторы, русины – крестьянство, мелкие служащие самых низших ступеней, сельские священники, ведущие крестьянский образ жизни.
Отсюда видно, что если родившаяся тогда же галицкая русофобия имеет в основе своей гражданский конфликт, родившийся в русинском обществе в конце XIX века, а сегодня распространившийся на всю Украину и все еще не исчерпанный, то более древние полонофобия и антисемитизм базируются на внешнем, этно-классовом конфликте.
Продолжались и внесудебные преследования русинского населения. Власти запрещали изучение русского языка, чтение произведений русской литературы. Учащихся, заподозренных в русофильстве (а поводом к подозрению могло быть даже случайно сказанное русское слово) исключали из учебных заведений, как светских, так и духовных. «Правительство отбирало у населения найденные при обыске сочинения Пушкина и Гоголя, даже книги по сельскому хозяйству, если последние были изданы на русском языке», – писала уже во время войны русская печать, основываясь на информации, полученной от галичан [34] .
34
Отклики войны. Школьное дело в Галиции. // Вестник образования и воспитания. – 1915. – № 1. – С. 102.
Можно было бы предположить, что в данном случае мы имеем дело с преувеличением государственной пропаганды военного времени, но аналогичные сведения поступали и из других источников, в том числе совершенно независимых и заслуживающих абсолютного доверия. Так, например, известный русский писатель Михаил Пришвин, в качестве корреспондента посетивший осенью 1914 года занятые русской армией районы Галиции, записал в свой дневник разговор с семнадцатилетним львовским студентом-русином, вынужденным сжечь все русские книги из домашней библиотеки, опасаясь репрессий. «Он мне рассказывал о преследовании русского языка, не позволяли даже иметь карту России, перед войной он принужден был сжечь Пушкина, Лермонтова, Толстого и Достоевского. Преследовались даже слова, к завтраку он приготовил мне список слов, запрещенных для употребления гимназистами, слов русских» [35] .
35
Пришвин М. М. Дневники 1914–1917. – М., 1991. – С. 101.
Власти предпочитали лучше не допускать русинов в учебные заведения, чем разрешить им изучение русской литературы и языка, что было бы неизбежным следствием получения русинами образования на родном языке (а иного они не знали). Стоит также заметить, что, согласно информации выходившей в Украине российской газеты «Слово», редактируемой тогда Симоном Петлюрой, к началу XX века уровень полной неграмотности (т. е. тех, кто не умел ни читать, ни писать) среди русинов Галиции достигал 79,8 %. Для сравнения – среди галицких поляков указанный уровень равнялся 52,8 % [36] .
36
З українського життя // Слово. – 1909. – 19 апр.
К государственному преступлению также приравнивалась проповедь православного вероучения. Очень многих греко-католических священников власти подозревали в склонности к православию и русофильству. В меморандуме командования краевой жандармерии в Галиции за июнь 1910 года отмечалось, что в Перемышльской епархии половина греко-католических священников поддерживает переход в православие, а во Львовской – треть [37] . По этой причине правительство требовало от местных архиереев назначать священников на приходы только после согласования с галицким наместником.
37
Уська У. Українське національне питання у відносинах Австро-Угорщини та Ватикану в роки Першої світової війни // Вісник Львівського університету. Серія історична. – 2011. – Вип. 46. – С. 133.
Переход греко-католического священника в православие автоматически влек за собой возбуждение уголовного дела по обвинению в государственной измене, лишение гражданства и смещение с прихода. Для сравнения отметим, что в «Уложении о наказаниях уголовных и исправительных» Российской империи 1845 года статьи за совращение из православия распространялись практически лишь на инославных подданных, занимавшихся прозелитизмом [38] . После же конституционных реформ 1905 года эти статьи и вовсе были отменены.
38
При этом защищались и иные христианские конфессии.
Наместник австрийского императора в Галиции [39] Михал Бобржинский [40] прямо заявлял, что считает русскую и православную агитацию «более опасной», чем агитацию социалистическую. Потому, дескать, что «если эта последняя может со временем смягчиться и прекратиться, то первая прямо угрожает нашему краю и государству, нашей народности и религии» [41] . События Первой мировой войны, когда большинство социалистических организаций Второго интернационала (кроме большевиков) выступили в поддержку своих правительств, в то время как национальные движения чаще поддерживали военного противника [42] , показали, что он был прав.
39
Генерал-губернатор Галици и Лодомерии.
40
В другой версии написания: Михаил Бобжинский.
41
Намісник про руську справу // Діло. – 1913. – 10 цьвітня.
42
Например, Россия сформировала соединение из австрийских чехов, в то время как в Австрии были сформированы три бригады польских легионеров и польский добровольческий корпус, воевавшие против России.
Справедливости ради следует признать, что поступающие сообщения с мест действительно давали австрийским властям основание для тревоги. Например, из Рогатина местный староста доносил, что среди крестьян распространено мнение, что «как только придут русские, аж тогда русинам будет хорошо» [43] . «Господствует убеждение, что москали освободят население», – писал староста Турковского уезда [44] . Во многих галицких селах крестьяне отзывались о российском императоре как об отце и мечтали, чтобы «наш отец пришел в край» [45] . Разумеется, такие настроения не могли не беспокоить чиновников в Вене.
43
Макарчук С. А. Галицьке москвофільство в кінці ХІХ – на початку XX ст. // Історичні дослідження. Вітчизняна історія. – 1990. – Вип. 16. – С. 105.
44
Там же.
45
Макарчук С. А. Галицьке москвофільство в кінці ХІХ – на початку XX ст. // Історичні дослідження. Вітчизняна історія. – 1990. – Вип. 16.
В то же время нельзя не отметить, что подозрительность, даже враждебность властей по отношению к русинскому населению, в значительной мере усиливалась благодаря подстрекательству со стороны галицких украинофилов. «Каждый украинец должен быть добровольным жандармом и следить и доносить на москвофилов», – заявлял, например, крупный деятель украинского движения в Галиции Александр Барвинский [46] .
«От первых минут присоединения остальных украинских земель к Австро-Венгрии аж до нынешнего времени не забывает московская политика о галицкой и буковинской Украине и готовит тут себе почву для будущего случая присоединения и этих земель к своему великому государству», – предупреждал другой украинофильский деятель Степан Рудницкий [47] . Здесь следует отметить, что на самом деле с 1809 года и вплоть до начала Первой мировой войны, Россия никогда не выдвигала претензий на Галицию. Даже планы ее аннексии появились практически в ходе боевых действий, в ожидании победы, по принципу «с паршивой овцы хоть шерсти клок» – надо же что-то получить от Австрии после ее разгрома. Интересно однако, что уже тогда украинофильская пропаганда довольно успешно использовала иррациональный страх Европы перед Россией, которую в реальности турецкие проливы и Балканы интересовали куда больше Галиции, для решения своих местных внутриполитических партийных проблем.
46
Дикий А. Неизвращенная история Украины-Руси. Т.2 – Нью-Йорк, 1961. URL: http://www.ukrstor.com.
47
Рудницький С. Коротка географія України. Часть ІІ. – Львів, 1914. – С. 38.