Гамбит некроманта
Шрифт:
Посветлело, серо-голубоватый туман поплыл по полу и стенам, образовал длинный тоннель. В конце его стояли трое: двое из них выглядели людьми, но вряд ли ими являлись, у стоящего меж ними существа вместо ног свивались кольцами два змеиных хвоста. Наг. Вернее, нагиня.
— Нас осталось немного, Некр, — проронила она с сильным шипящим акцентом, которого раньше Женька почему-то не заметил.
— Однако это не значит, будто я стану выпускать на улицы города убийц.
— Господи! — воскликнула нагиня.
— Я — не он, — фыркнул некромант и продолжил движение.
— Ну кого
— В школе лучше учиться следовало. А слово очень верное подобрала, — заметил некромант, ускоряя шаг.
Тоннель вновь погрузился во тьму и пропал.
— Жека, не отставай.
— А при чем здесь школа? — спросил он, чтобы не фантазировать, сколько на самом деле в здании подобных тоннелей-ответвлений-ходов и кто из них способен выскочить-выпрыгнуть-слово молвить.
— Глагол «презирать» меняет значение, если литеру «е» заменить на «и», — не оборачиваясь, произнес Некр. — Но на слух ведь этого можно и не заметить, особенно если фраза звучит коряво или заведомо неверно составлена.
Женька чуть не споткнулся. Ну да… кто только не говорил, что глава Гильдии презирает людей. Это являлось истинной для всех. При этом никто отчего-то не удивлялся некоторым действиям некромантов, с презрением плохо сочетающимся. А вот с призрением — вполне.
Пока шли, несколько раз сворачивали. Временами на них кто-нибудь натыкался. Некру пытались всучить бумажные листы, Женьке — тоже. Несколько он даже взял, пока некромант не рявкнул, что первого встречного проклянет насмерть. Угроза возымела действие и больше никто не посмел заступить им дорогу.
— Зачем вся эта писанина?
— Надежда, — войдя в кабинет, Некр щелчком пальцев зажег свет (вряд ли магия, скорее чувствительный датчик), забрал у Женьки заявления, присовокупив к своим, и кинул на столешницу. — Она объединяет и людей, и сверхов. К тому же чудеса иногда случаются, — закончил он и повалился в кожаное кресло, с усилием растерев лицо ладонями.
— То есть, у изменившихся имелся шанс? — спросил Женька, мысленно ужаснувшись. Одно дело убивать кровожадную тварь, которая точно больше не станет человеком… то есть метаморфом, и совсем иное — существо временно утратившее разум. — И как сможет жить вернувшийся в себя монстр? Наверняка ведь запомнит, что кого-нибудь растерзал, а если нет, то неизвестность — еще ужаснее!
— Ох уж эти человеческие заморочки… — проворчал Некр устало. — Заканчивай с ними. У метаморфов с роду не возникает чувств вины за то, что они творят в зверином обличие. Они и так шизофреники с неустойчивой психикой, чуть больше рефлексии — и конец.
Женька вздрогнул. Вспомнилась белка. Катя наверняка растерзала бы их и… неужто не почувствовала бы потом даже сожаления?
— Все сверхи с точки зрения людей — чудовища. Без исключения. Даже рыцари, несмотря на их цель. А выплеск… на всех сказывается по-разному, — откинувшись на высокую спинку и закинув на подлокотник ноги, произнес Некр. — Кто-то утрачивает
— Они по всей Москве бродили ночью?
— Не массово, — сказал Некр и потер глаза. — Троих обезвредили на Патриарших. Одного — в Сокольниках. Еще двоих — в районе Краснопресненской набережной. Пришлось гоняться за акулой-крокодилом-зубастой черепахой-скатом по всей Москва-реке. На катерах. Захватывающее, признаться, действо. Азарт. Тебе понравилось бы.
— Вряд ли, — ответил Женька, поежившись.
— Понравилось бы, не спорь, — хмыкнул Некр. — У водяного, который, к слову, остался в трезвом уме и здравой памяти, нервный тик и заикание, от которого он вряд ли избавится в течение ближайших лет тридцати. Местная мелкая живность, выеденная на семьдесят пять процентов, восстановится не скоро, логово русалок под памятником Петру Первому разорено полностью.
— А люди?..
— В газетах, если тебя это волнует, не станут писать о монстро-апокалипсисе. Даже в самых желтых.
— Ты ведь понимаешь: я не о том.
Некр поморщился.
— Нет. Не понимаю. У меня иначе, чем у тебя устроены мозги. Я не знаю и знать ничего не хочу о гуманизме. Для меня устранение значительной части бомжей столицы, а также бродячих животных — однозначное благо. По поводу прочих… Орден сработал быстро, активировал мощные артефакты и у большинства твоих соплеменников не то, что мысли выйти из дома не возникло, а даже посмотреть на улицу. Монстры же в дома не врывались.
— Однако нагиню ты отпускать не стал, — заметил Женька.
— Верно. Но дело здесь в ней, а не в съеденных людях. Сверхи, думающие подобным образом, звереют, если их выходки оставлять безнаказанными. Сегодня бомжи, завтра — какой-нибудь припозднившийся студент-вечерник. А потом она примется убивать посреди бела дня, не боясь оказаться увиденной. Я не желаю дожить до войны людей со сверхами, Жека.
Наверное, будь на месте Женьки человек нормальный, он почувствовал бы возмущение. Но к числу нормальных он себя давно не относил, потому примирился с ответом и продолжать данную тему не горел желанием. Во всяком случае, жалеть невесть кого склонен не был, да и делали подобное, наверняка, лишь политиканы и экзальтированные индивидуумы, примеривающие на себя ангельские крылышки. И те, и другие распинались о благотворительности и своих добрых делах на публике, снимая сливки с хайпов и перепостов.
«Фу, такими быть», — говорила Василиса, хорошая знакомая Дениса и Злата, ведьма по сути, с которой Женька познакомился на прошлой неделе. И не соглашаться с ней было трудно.
— Измененных не вернуть, — продолжил Некр, не дождавшись ни новых вопросов, ни осуждения. — Пока не уничтожишь, не успокоятся.
— А мифы?..
— На мифов безумие не действует вообще: их природа отлична от звериной, к тому же у большинства имеется человек-компаньон. Даже, если тот не будет поблизости во время выплеска, удержит все равно.