Гамбургский оракул
Шрифт:
Он поставил один из стоящих на столе стаканов рядом с только что вынутыми, чистыми. Они были двойниками. А у второго, с приклеенным к донышку ярлыком, на котором значилось: "Отпечатки пальцев Магды Штрелиц-Цвиккау", что-то было не так. Почти неуловимая разница. Ободок состоял из почти соприкасавшихся тонких колечек, в отличие от сплошной черты на остальных стаканах.
– А теперь посмотрите сюда! - Енсен, окрыленный удачей охотника, напавшего на редкостный след, перевернул стакан вверх дном. На толстом стекле были выцарапаны какие-то цифры. - Инвентарный номер ресторана!
– И окурок тоже! - Дейли похлопал Енсена по плечу. - Будь на то моя воля, вы были бы комиссаром, а Боденштерн - мальчиком на побегушках при вас.
– Я ценю ваш комплимент! - Енсен покраснел. - Но ведь это черновая работа, тут нужны лишь наблюдательность и навык. А распутывать клубки не умею. Сами были свидетелями моего позорного провала с госпожой Мэнкуп.
– Давайте подумаем! - предложил Мун. - Между прочим, я только сейчас почувствовал, что голоден, как волк.
– С тем большим аппетитом вы наброситесь на вашу будущую жертву, пошутил Дейли.
Мун даже не улыбнулся.
– Что мы достоверно знаем? - Он покосился на пустое кресло за письменным столом. - Убийца воспользовался пистолетом и перчатками, оставленными Ловизой в выдвижном ящике. Кто мог их взять? Не только Баллин. Любой. Этому благоприятствовало столпотворение, толчея, в которой я потерял из виду даже Мэнкупа. Но удобнее всего это было самой Ловизе...
– И она же спрятала перчатки за картиной, - заметил Дейли. - Баллин отпадает. Магду выгораживает свидетельство ее мужа.
– Не будем торопиться. - Енсен не слишком долго переживал свою удачу. Ошибок уже и так наделано достаточно. Вы исходите из того, что перчатки спрятаны сразу же после убийства. А ведь это могло быть и позже.
– Маловероятно, - покачал головой Мун. - Слишком большой риск. Убийца должен был теоретически считаться и с общим обыском в квартире, и с индивидуальным. Я на месте комиссара Боденштерна поступил бы именно так.
В дверь постучали.
– Войдите! - пригласил Мун.
– Не пугайтесь, это я! - почему-то счел нужным объяснить Баллин. Пришел с известием, которое вас заинтересует.
– Что такое?
– Ловиза готовит вам закуску. - Только теперь он улыбнулся. - Между прочим, мне наконец удалось восстановить пробел в памяти, которому вы придавали такое значение. В артистическую уборную я вернулся из-за Ло. Она забыла там свою сумку, а самой почему-то не захотелось возвращаться.
– Все сходится, - констатировал Дейли после его ухода. - Стакан и окурок, чтобы подозревали Магду. Перчатки - для скульптора, сумка - улика против Баллина. Невиновной остается только она сама.
– Ловиза? Что же она хотела инсценировать? Убийство, совершенное в одиночку? Или задуманное втроем? - спросил Мун.
– Втроем? Почему бы и нет? - Дейли свистнул. - Все трое, по-видимому, недолюбливали Мэнкупа, все трое очень нуждались в деньгах.
– В отличие от Ловизы Кнооп, про которую нельзя сказать ни то, ни другое. Отсутствие мотивов меня всегда настораживает, когда приходится предъявлять обвинение. - Видно было, что Енсен колеблется между внутренними сомнениями и неумолимыми доводами своих коллег.
– Действительно! - опомнился Дейли. - Куда девать ее, по словам Мэнкупа, блестящий ангажемент в театре "Талиа"? Он не лезет ни в какие ворота.
– Меня это тоже интересует, - согласился Мун. - Енсен, попытайтесь позвонить на квартиру директору или одному из администраторов... Извинитесь и лучше не говорите, что вы из полиции. Скажите, что вы, допустим, из "Гамбургского оракула".
– И что мне надо узнать?
– Спросите, когда ее первый спектакль. - Мун усмехнулся.
Енсен рьяно взялся за дело. Включенный телефон сразу дал о себе знать беспрерывными звонками. Несмотря на поздний час, пресса по-прежнему бодрствовала. Перелистывая одной рукой справочник, Енсен другой механически снимал и тут же клал обратно трубку. Наконец он нашел нужный номер.
Енсен все еще говорил по телефону, когда вошла Ловиза с подносом.
– Бутерброды по-гамбургски! - объявила она, расставляя на столе тарелки. - Не знаю, как вы, а Магнус их очень любил.
Енсен, закончив разговор, шепотом проинформировал Муна.
– Я так и знал, - пробормотал тот. - Садитесь! - пригласил он Ловизу.
– Для чего? - спросила она удивленно. - Вы уже вытянули из меня все, что могли.
– По-моему, еще не все! Почему вы ушли из театра Санкт-Паули?
– Ушла? - Ловиза горько усмехнулась. - Меня выставили. Да еще со скандалом! Во всех газетах писали.
– Конкретнее!
– Дирекция решила поставить водевиль. Забавные похождения немецких солдат в оккупированной Белоруссии. Танцы, шутки, любовь. Влюбленная в бравого ефрейтора, жена командира партизан предает отряд. За сценой слышны выстрелы, - расстреливают партизан, - а на переднем плане идет счастливая походно-полевая свадьба с хороводами, выпивкой и массовыми поцелуями. Я сказала, что это гнусная гитлеровская пропаганда. А директор сказал, что, наоборот, полная демократия, раз немецкий солдат спит с русской женщиной. Я пыталась протестовать и получила в награду увольнение за коммунистическую пропаганду.
– Вы действительно коммунистка? - спросил Енсен.
– Может быть. - Ловиза пожала плечами. - Во всяком случае у нас, в Западной Германии.
– А Магнус Мэнкуп?
– О нет! Он великий Отрицатель! Так и остался по эту сторону черты. Не хватало одного шага. В мировоззрении один шаг решает все.
– И все же он собирался в Восточную Германию?
– Только говорил об этом. Себе и другим.
– Магда Штрелиц считает, что ему помешала привязанность к журналу.
– И это. Но не только Магнус понимал, кто он такой. Там могли обойтись без него, а здесь - нет. У нас так мало гамбургских оракулов! Одним меньше и вместо "Перчаток госпожи Бухенвальд" мы увидели бы в том же театре экспериментальную пьесу, доказывающую, что между честным следователем и эсэсовцем Шульцем, в сущности, нет никакой разницы... И затем... для Магнуса было уже слишком поздно... - неопределенно закончила она.